Олег Верещагин - Последний воин
Факелы у порога ещё горели, подальше — горел и костёр, который как раз в первую очередь выдал орков эльфам. Гарав чуть пригнулся, всматриваясь. Пошевелил ноздрями — да нет, скорей по запаху нашли…
Между стеной и костром, как бы прячась за него, сидели скулящие орки. Какая-то куча — лохмотья, волосы, руки-ноги… вроде бы штук десять. Скулёж стал громче и исполнился ужаса — Гарав представлялся им рыже-металлическим неумолимым чудищем, отгородившим дорогу к жизни.
На секунду мальчик прикрыл глаза. Всего на секунду.
Головы без глаз смотрели с кольев. Что кричали, умирая в муках, человеческие дети? Что кричали их ещё живые матери, видя, как…
Открыв глаза, которые заполняло до краёв алое зыбкое пламя, сочившееся, как кровь, Гарав шагнул вперёд — прямо сквозь костёр. Взвихрились искры…
…Когда через минуту внутри затих последний истошный взвизг и мальчишка вышел наружу, аккуратно вытирая полотно топора какой-то грязной тряпкой, то эльфы от него подались в стороны. Гарав был иссиня-бледен и часто сглатывал, но посмотрел вокруг с вызовом, и кто-то из воинов-людей проворчал одобрительно:
— Ну и правильно. Что, у наших баб и детей вода вместо крови, а у них — чистое золото, нашу им лить можно, а нам ихнюю нельзя?
Эльф — из тех, что ходили за помощью — покачал головой:
— Ты жесток, человек.
— На моих глазах их хозяин, — Гарав кивнул за плечо в пещеру, — сжёг заживо женщину и малыша из твоего народа. Говорят, эльфы ничего не забывают, а? И, похоже, ничему не учатся. — И кривовато улыбнулся.
Эльф снова покачал головой, но теперь ничего не сказал.
— Назад и отдыхать, — скомандовал Гарав. И не глядя поймал рукоятью топора петлю на поясе.
* * *Деревня пригорян была большой, населённой, широко разлёгшейся по холмам и долинам между ними — и отряд Эйнора встретили в ней со всем радушием. После марша по рудаурским землям, то пустым, то враждебным, такое было праздником. Настоящим. Трактирщик — владелец солидного двухэтажного здания — радушно распахнул двери своего заведения (пусть тратят деньги!). До моста через Сероструй было рукой подать, за ним — артедайнская армия, сзади подходила своя конница, и вообще марш, кажется, закончился. Эльфы, правда, с людьми уже не шли — свернули в леса, подтверждая мысль Гарава о том, что холмовики воюют между собой, и лучники уходят им на помощь.
Эйнор уехал, разрешив отдых. Оруженосцев с собой он не взял и ничего не объяснил, кроме того, что вернётся утром — а вместо себя оставил одного из сотников, Хенгиста…
…Люди собрались в нижнем зале трактира, практически до отказа его забив. Раненых и больных разместили-разобрали по домам, а остальные явно собирались отдыхать «по полной». Оруженосцы устроились за столом — честно говоря, не веря, что это правда: комната и огонь в очаге плюс горячая еда. А вокруг требовали вина, пива, мяса — и трактирщик явно подсчитывал барыши загодя.
— Расторгуется за весь год — и с семьёй вместе на побережье в Гондор, — сказал Гарав задумчиво, чувствуя, что никак не может расслабиться — в теле словно были натянуты болезненные подрагивающие струны. — Может, мне не селекцией заняться, а курорт открыть?
(Мысль о селекции из области однажды брошенной шутки, кстати, перешла у него в стойкое желание. Он решил выводить новые породы кур и кроликов. А что? Тазар, конечно, будет только «за».)
— Думаешь, ты первый? — Фередир частично понял сказанное. — Там полно постоялых дворов… Эх, съездим мы с тобой к нам — увидишь! Это тебе не умбарская печка! И не здешняя мокреть, у нас…
— Теперь уж будущей весной. — Гарав поморщился. — Заодно и свой домик посмотрю… А зимовать-то куда загонят, неужели, правда, в поле?.. Знаешь, Федь, я никак… ну… в общем, тяжело как-то, как будто хочу уснуть и просыпаюсь…
— Давай тоже погуляем как следует, — предложил Фередир. — Я понял, о чем ты. У меня сейчас так же.
— Погуляем — напьёмся, в смысле, что ли? — немного смущённо хмыкнул Гарав, вспомнив летнюю историю с Аганной, будь он неладен.
— Ну да.
— А ты раньше напивался? Чтобы совсем… в ноль, как у нас говорят? — шёпотом спросил Гарав.
Фередир пожал плечами:
— Пару раз.
— А я никогда, — соврал Гарав.
— Да ничего страшного, если не пить так каждый день, то три-четыре раза в год это даже полезно, — совершенно серьёзно объяснил Фередир. — Иначе у воина может лопнуть сердце. Конечно, лучше пить в большие праздники. Но, в конце концов, ты тут столько пережил, — в голосе Фередира прозвучала искренняя и тёплая приязнь, — что не грех и просто так. Да и повод всё-таки есть. Ну, будешь?
— Буду, — решительно кивнул Гарав. — А ты со мной напьёшься?
— А как же?! — усмехнулся Фередир. — Сегодня вина всем хватит, только плати. Эй! — окликнул он кухонного мальчишку. — Две полных кружки — и не местную кислятину, а южного, с моей родины — ну?!
— Погоди-ка… Эй! — окликнул хозяина Гарав и, поднявшись, метко бросил на стойку тяжело брякнувший кошель. — Наливай отсюда всем кардоланцам… и всем вообще, пока не покажется дно, ну?!
— Дагооооор!!! — восхищённо взревела вся компания. Клич катился к стенам зала по мере того, как воины передавали друг другу слова оруженосца.
Две первые кружки мальчишка принёс Гараву и Фередиру. Гарав взялся за грубую ручку и, глядя в глаза друга, ткнул глиняный бок своей кружки — в глиняный бок его:
— За моё несбывшееся счастье! И пусть всё горит огнём!
— Пусть всё горит огнём, — кивнул Фередир.
Оруженосцы сцепились локтями — «брудершафт» — и опустошили кружки, не отрываясь…
…Через полчаса Гарав был здорово пьян. По-настоящему. Но язык и ноги у него пока не заплетались, поэтому, когда раздались вопли, тоже не вполне трезвые:
— Гарав, спой!
— Волчонок, песню!
— Песню!
— Спой, Гарав!
— Га-ра, Га-рав! — Он махнул рукой, жалея, что оставил лютню в столице, влез на стол, метко пнул какое-то мешавшее блюдо, заложил руки за голову, пошире расставил ноги и почти проговорил:
Делили светлое надвое…
Делились смертью, не думая…
А жизнь казалась отравленной,
Как тонкой сталью разрубленной…
А потом почти взвизгнул:
Предскажи!
Предскажи им смерть!
Прочитай!
Разгадай эти мысли!
Подними — и разбей их о твердь!
Убивай!
Режь на части их жизни!
Этот взгляд
Бьёт по нервам, словно ток!
Этот мир
Мы поставим на колени!
Он живой?
Но нам дать так и не смог Он тепла,
Понимания, забвенья!
Видно, здесь
Так от века повелось —
Убивай,
Если хочешь просто выжить!
Ну а мы
Пустим небо под откос!
Он нам дал
Повод только ненавидеть!
Предскажи!
Предскажи им смерть!
Прочитай!
Разгадай эти мысли!
Подними — и разбей их о твердь!
Убивай!
Режь на части их жизни!
Не спасут
Вас ни когти, ни клыки!
Да и сталь Помогает ненадолго!
Мы идём —
Словно волны у реки!
И для нас
УБИВАТЬ — нет выше долга!
Кто сказал,
Что убийца — не святой?!
Ваша кровь
Очищает ваши души!
Бог ваш дом?!
Так идите же ДОМОЙ!
Просто мы —
Ваша транспортная служба!
Предскажи!
Предскажи им смерть!
Прочитай!
Разгадай эти мысли!
Подними — и разбей их о твердь!
Убивай!
Режь на части их жизни!
Просто мир
Рассыпается в песок…
Боль от слёз
Помогает лучше видеть!
Уходить —
От пустых и глупых слов,
Зная то,
Что вам просто не увидеть!
В темноте
Напряженье чьих-то рук,
Поворот —
И защитная отмашка!
Позабыть,
Что такое враг и друг,
Просто — быть!
Остальное здесь не важно!
Предскажи!
Предскажи им смерть!
Прочитай!
Разгадай эти мысли!
Подними — и разбей их о твердь!
Убивай!
Режь на части их жизни!
Эта жизнь
Наших мыслей грязный бред,
Этот мир —
Как жестокая насмешка.
Будет так:
Станет заревом рассвет!
Ляжет мир,
Как поверженная пешка!
Просто так —
Наше сердце жжёт огнём!
Мы скользим —
Незаметные, как тени…
Нас не ждут?
И мечтают о своём?!
Но лишь мы
Мир поставим на колени!
Предскажи!
Предскажи им смерть!
Прочитай!
Разгадай эти мысли!
Подними — и разбей их о твердь!
Убивай![63]
Напоследок он вскинул руку, и вокруг загремел дикий полупьяный рёв, неистовый и страшный, распиравший стены: