Slav - Проклятие Слизерина
— Ничего подобного, просто не хочу ни с кем ссорится.
Элджи, что во время споров внимательно наблюдал за Сенектусом, осторожно соскользнул с дивана, тихо подкрался к брату.
— Ну что там?
Сенектус сидел без движения, не отрывая взгляда от пергамента, озадачено почесал затылок.
— Одно из трех: либо у меня плохо с латынью, либо с головой…
— Либо? – полюбопытствовал Элджи.
Сенектус пожал плечами.
— Либо Салазар Слизерин был сумасшедшим.
Элджи с недоумением оглянулся на Августуса и Тома, но те выглядели не менее ошарашенными. Антонин скорчил скептическую гримасу, откинулся в кресле.
Том поинтересовался осторожно:
— С чего ты взял?
Вместо ответа Сенектус протянул лист пергамента.
— Сам прочти.
Том бережно принял покрытый кляксами лист, на котором в беспорядке были разбросаны слова, отдельные зачеркнуты по несколько раз. В самом низу нетвердым, но аккуратным, почерком написано:
«Не страшись, услышав волка песню, посвященную луне, и я, умолчав последний слог, вознагражу тебя почетным званием, которое другим передается по наследству. Опасайся участи тех трех старших из пятидесяти сестер, что в подземном мире обречены вечно наполнять водой бездонную бочку. И только, когда упадет первая иголка с вечнозеленой родственницы сосны и пихты, и явятся три предвестника костлявой… Я ем. Он ест. Мы едим. Они едят. А ты? …тогда сложи десять сотен и вычти последние четыре, и получишь подсказку».
Том провел пятерней по блестящим черным волосам, будто хотел убедиться на месте ли голова – не мудрено потерять при таких потрясениях, – прошептал еле слышно:
— Чушь какая‑то.
— Это самый точный перевод, какой удалось сделать, – виновато пожал плечами Сенектус. – Есть некоторые нюансы, но, на мой взгляд, они незначительны.
— Эй! – подал голос Антонин. – Я тоже желаю знать, чего насочинял старик Салазар.
— И я, – вклинился Элджи.
Том передал листок им на растерзание. Рука Антонина оказалась быстрее, первым уткнулся в пергамент. Элджи пристроился справа на подлокотнике. Августус махнул рукой на свою заносчивость, тоже метнулся к Антонину, с любопытством выглянул уже из‑за его плеча.
Том и Сенектус молча переглянулись, но каждый думал о своем.
ГЛАВА 12: Я справлюсь сам
Антонин с плохо скрываемым беспокойством смотрел на дверь ванной комнаты. Оттуда вот уже второй час к ряду не доносилось ни звука, это действовало на нервы. Том в последнее время завел привычку запираться в ванной с кипой потрепанных книг, из числа тех, что позволялось забирать из библиотеки. Молча приходил, молча запирался, на вопросы отвечал кратко и резко так, что не поспоришь.
Нельзя сказать, что Том резко переменился с того вечера, как нашли первую печать. Нет. На уроках, в перерывах или за обеденным столом он вел себя как обычно, но стоило кому‑то заговорить о печатях… Тут же замолкал, хуже того – взгляд становился другим. У Антонина мурашки побежали по коже, стоило вспомнить этот взгляд: замкнутый и не терпящий возражений.
Антонин подкрался к двери, приложил ухо, но, как и прежде, ничто не выдало действий Тома. Тогда тихонько постучал костяшками пальцев.
— Том, ты как?
— Жив, – последовал короткий ответ.
— Тебе помочь?
— Да, не беспокой меня.
Антонин приуныл от такого ответа, вернулся на прежнее место, подпер подбородок кулаком, тоскливый взгляд снова вперился в закрытую дверь. Августус проверил замки на двух чемоданах, уже забитых одеждой и прочими принадлежностями, окинул взглядом комнату, на глаза попался окаменевший Антонин.
Августус без сил опустился на чемоданы, спросил с иронией:
— Долохов, может, хватит пялиться на дверь? Она от этого не откроется.
— Что он там делает? – спросил Антонин в пространство.
Августус шумно выдохнул, повторил как для несмышленого ребенка:
— Печать разгадывает.
— А мы, что тут делаем?
Августус обвел рукой спальню.
— Собираем вещи, потому что уже завтра начинаются рождественские каникулы, и мы разъедимся по домам…
— Это я знаю, – отмахнулся Антонин. – Почему мы не помогаем Тому разгадывать печать?
— Потому что Том сам справится.
— Он уже почти три недели сам справляется! – разозлился Антонин. – А где результат?
Августус с задумчивым видом проверил крепления на верхнем чемодане, пожал плечами.
— Результат‑то может и есть, просто Том не все нам говорит.
Антонин перевел взгляд с двери на Августуса, посмотрел пристально.
— По себе судишь?.. Том не такой. Придет время, и он все нам расскажет.
Августус возражать не стал, многозначительно, будто только ему одному известна истина, подвигал бровями. В спальню зашел Элджи, быстро глянул на друзей, молча подошел и сел рядом с Антонином. Теперь вдвоем смотрели на дверь ванной.
— Молчит? – спросил Элджи.
— Молчит, – вздохнул Антонин.
— Стучались?
Августус хмыкнул.
— Дважды.
— И что? – настаивал Элджи.
— Молчит, – повторил Антонин задумчиво.
Все трое тяжело вздохнули, посидели в тишине, потом Элджи пробормотал:
— Сенектус говорит, что еще тогда предлагал помощь, а Том все равно отказался. Сказал, будто сам все разгадает.
— Скорей бы уж, – буркнул Антонин.
Опять повздыхали, но немилосердная дверь ванной так и не открылась. Ни звука, ни шороха, ни намека…
Несколько раз в спальню заходил О’Бэксли, косил назойливо–любопытным глазом на запертую дверь, мимоходом интересовался самочувствием Тома. Уж больно странно ведет себя после выписки из Больничного крыла. Одного тяжелого взгляда Августуса хватало прервать такие разговоры, и О’Бэксли тихо, словно ночные тени перед рассветом, исчезал.
Августус бормотал под нос грубое, затем вновь принимался отвлекать друзей от бесполезного уныния, грозил, а порой и упрашивал, но все без толку. А через пару часов и его терпение иссякло, на ванную поглядывал с негодованием и раздражением: сколько можно томить их в неведении?
Том вышел ровно тогда, когда уже никто этого не ждал: ни минутой раньше, ни минутой позже. Не замечая ничего вокруг, с немалой стопой книг миновал Антонина и Элджи, приблизился к своей кровати. Все еще в задумчивом состоянии положил книги на крышку сундука, машинально запустил пятерню в волосы, как бы припоминая, что же еще забыл сделать, что упустил из виду? Только потом повернулся, глаза наткнулись на обращенные к нему вопрошающие взгляды, удивленно вздернул брови.
— Что?
Антонин фыркнул разочарованно и отвернулся: такой наглости он не ожидал, вынул из‑под кровати чемодан для сборов. Элджи с неохотой сполз с кровати Антонина, двинулся к платяному шкафу, глаза оставались тоскливыми, как у обманутой собаки. Августус задумчиво смотрел в окно, лицо спокойное, но напряжение в голосе выдало неуверенность.
