Татьяна Любушкина - В лабиринте миров
— Да вы чего?! А ну пшли из моей машины!
— Да что же это такое! — разъярённая бабка Вера вылетела наружу, как подстреленный бегемот. — Опять мою одёжу рвут! Ты добро-то наживал, что бы так-то им распоряжаться?!
Она выдернула полу куртки из рук ошалевшего мужика и любовно погладила материал.
— Век сносу не будет. Ты вот что, мущщина. Иди-ка ты подобру-поздорову.
Водитель уже пришёл в себя и стоял ухмыляясь.
— Бабки, это счастье ваше, что я баб ударить не могу. Тем более старух. Тем более, попавших в аварию. Но хоть вы и башкой ударенные, но ведёте себя нагло, так что выметайтесь из машины, а не то я вас выкину к чёртовой матери!
Он распахнул дверцу, жестом приказывая выйти, и из салона на него глянула оскаленная морда чёрного волка.
— Какого…
Точная копия свирепого зверя стояла у ног несчастного водителя. Впрочем, водителем он уже не был.
— Извините, — я боком протиснулась между мужчиной и волком и влезла в салон. Здесь было тепло.
— Подождите!..
Мужчина дёрнулся следом, но волк зарычал, скаля зубы, и бывший владелец автомобиля отпрыгнул, как ужаленный.
Мы уехали и последнее, что я видела, как мужчина на заснеженной дороге лихорадочно тычет пальцем в телефон, а потом говорит что-то зло, истерично…
— Он в полицию позвонит и нас на КП остановят, — буркнула я.
— Не остановят.
— Почему?
— Потому, — бабки неожиданно развеселились и захохотали. — На то у нас Маша есть.
— У вас родственники в полиции? — вежливо поинтересовалась я, чем вызвала новую волну смеха.
— У меня везде родственники, — отсмеявшись, ответила тётка Марья. — Смотри и учись.
На дороге показалась высокая, стеклянная башенка ДПС и замелькали фигуры сотрудников дорожно-постовой службы.
Один из них энергично замахал полосатым жезлом. Останавливает.
Бабки оставались спокойны, а я с интересом наблюдала: что же они задумали?
Тётка Тамара открыла окно.
— Ну, и чего надо?
Как ни странно, ДПСник не только не удивился, но и вытянулся во весь рост.
— Здравия желаю, товарищ генерал, сотрудник патрульно…
— Вольно, — тётка Тамара царственно махнула перебинтованной рукой. — Служи честно, сынок!
— Служу отчизне, — паренёк заулыбался и его красное обветренное лицо стало совсем мальчишечьим. — Дочке скажите, чтоб пристегнулась, — он кивнул на хихикавшую бабку Веру. — На дороге осторожней, пять минут назад грабители машину угнали.
— Ну, у нас не угонят!
Тётка Тамара повернула ключ, и машина плавно тронулась с места.
Я глазам своим не верила.
— А что это было?!
— Здорово?! — бабка Вера веселилась от души. — Это я-то генеральская дочка?! Ах-хаха… это всё Маша. Она умеет глаз отводить.
— Это как?
— А вот как сейчас: человек думает, что перед ним дочка генеральская, расфуфыренная да разукрашенная сидит, а это наша бабка Вера.
— С подбитым глазом!
Бабки снова рассмеялись.
— А бывает и так, — загадочно продолжила тётка Марья. — Люди думают, что перед ними дорога, красным ковром выстелена и шагают по ней горделиво, а на самом деле то тропка в гиблое болото. Так с улыбкой и хлебают болотную жижу…
Бабки закивали седыми головами и задумались. Видно им, как и мне, есть, что вспомнить.
* * *Машину бросили, не доезжая до дома. Бабки блюли конспирацию.
Лифт не работал, и на меня взвалили тяжёлый тётки Марьин рюкзак.
— Ты теперь, вроде как наша студентка, — объяснила мне тётка Марья. — Должна слушаться. Тащи.
— Хорошо, госпожа профессор тёмных сил, — проворчала я.
…Тотошки нигде не было видно, но очевидно, что в наше отсутствие он похозяйничал на славу: пол и стены, всё было обсыпано белым порошком, даже на старенькой мебели красовались уродливые белесые пятна.
— Тото!!!
Негодяй не отзывался.
— Эт чего он, паразит, натворил?! — возмутилась бабка Вера, зорко оглядывая маленькую квартирку.
— Вроде как мука… — тётка Тамара неуверенно потёрла белый порошок пальцами. — Или крахмал?..
— Это не крахмал, — голос тётки Марьи, был чернее ночи. — Это моё. Было. Это кости упырей перемолотые. Четыре года собирала.
Тотошка по-прежнему хранил презрительное молчание к мелочным ведьмам, пожалевшим баночку упыриных костей, и не желал показываться нам на глаза.
Я со вздохом взяла совок и веник, удручённо взирая на останки пиршества. Мука из перемолотых костей была повсюду.
— Может как-то собрать, — неуверенно предложила я.
— Чего уж теперь, — раздражённо ответила тётка Марья. — Больше пыли соберёшь, чем костной муки.
Я принялась за уборку, проклиная на чём свет стоит, наглого Тотошку, а старухи собрались на кухне завтракать.
Собакоголовый пижон материализовался из стены и с довольной физиономией наблюдал за моими действиями. На его кургузом пиджачке тоже виднелись следы упыриной муки. Видно Тотошка пировал не один, а зазывал к себе гостей. К собакоголовому присоединились крысёныши и довольно хихикали, показывая на меня длинными тонкими пальцами. Видимо, чтобы всем стало веселее, собакоголовый вынул из кармана горсть муки и сыпанул прямо на только что вычищенный пол. Троица расхохоталась, потирая паучьи ручки.
Продолжая мести, я осторожно приблизилась к весельчакам и схватила ничего не подозревающего собакоголового за шиворот.
— Попался!
Крысёныши тут же исчезли, а собакоголовый закатил глаза, изображая обморок.
Крепкая оплеуха вернула его к жизни.
— Кто такой?
— В-вениамин, ваша честь.
— Вениамин? Зовут так, что ли тебя?
— Так точно.
— Давно здесь живёшь?
— Вместе с хозяйкой прибыл. Верой Алексеевной.
— Откуда прибыл?
— Так из сельской местности. Из Грязновки.
— Земляк, значит?
Собакоголовый заулыбался заискивающе, обнажая остро отточенные зубы.
— Так вы оттуда? А я и не признал…
Мне припомнились вечно пропадающие носки, не вовремя потерянные ключи и подозрения пали на Вениамина.
— А на что ты здесь?
— Как на что?! — Вениамин возмутился. — За домом слежу. За порядком. Без нас люди пропадут.
— За порядком, значит? Выходит — ты домовой?
— Домовой. Домовой предводитель Вениамин.
Вениамин пытался вытянуться и шаркнуть ножкой, но зажатый моими руками, мог только беспомощно взбрыкнуть.
— Ну, вот что, Вениамин. Из предводителей ты разжалован. Будешь просто домовой, пока в квартире порядок не станет. Уяснил?
Вениамин молчал. Такой расклад вещей его никак не устраивал. Пришлось тряхнуть его хорошенечко, и тогда он заверещал испуганно, дрыгая босыми ножками.
