Ника Ракитина - ГОНИТВА
– А то мы не видим.
Парень иронии не принял, продолжал делиться взахлеб:
– Ихний дозор дошел по бору до самого лагеря и там с нашим секретом стыкнулся. Перестрелка была. У нас двое раненых, у них не знаем. Если и были – унесли с собой. Потом стало видно, как они по опушке обходят: одна рота прямо возле лагеря засеку делает, рядом с ней конница стала. Лейтавские уланы, у них морды… то есть, мундиры синие…
– Сколько?
– Сотня, не меньше. Им бы в щеку врезать прямо – так не сдюжим. Пан Михал считает, они холм будут брать. Потому наша конница деревню прикроет, а обоз с ранеными уже выправляется на броды. А как на горку пойдут – тут мы их и…
– Ясно.
Вестовой почесал затылок:
– Панна Франя, а вас велено до обоза отвести.
– Нет!
Леон тоже почесал затылок. Должно быть, предчувствовал, что ожидает от Михала. Гайли наблюдала за ним из-под век: а ведь не прикажет. Все они тут перед Цванцигеровной на цыпочках ходят. Уговаривать начнет?
Неожиданный залп прошел верхом. С противным воем срезала ольховник свинцовая коса.
– И тут они!
– Везде! – почти радостно согласился Кохановский. – За болотом – левый край. Те, что в бору закопались – правый. А эти вот, – Янек ткнул пальцем на три плутонга в поле, – эти главные.
Снова качнулась лещина. Пуля срезала ветку и ушла за спину. Тихо вздохнула Франя.
– В лоб пойдут. Да сколько же их, мамочка!
Леон пожал плечами, деловито скусил набой:
– Сотни четыре. Думаю.
Между тем немцы выжидали. Томительно и душно прошла еще четверть часа. Янек не раз хлопнул себя по уху:
– Ух, шли бы уж, что ли, а то комары меня раньше сгрызут.
Франя поглядела на него огромными серыми глазами и постучала согнутым пальцем по лбу. Янек хмыкнул.
– А ведь они нас боятся… – посопел Леон. – Сейчас их Ширман ждет, как мы построимся, разведку на все стороны шлет…
– Так это ж главное. Разведка. После жратвы.
Потоцкий сердито вскинул голову:
– Вот что, пан Кохановский! Бегите снова в штаб. Что там скажут.
Покрасневший Ян нырнул в переплетение веток. Леон уполз в другую сторону – проверять стрелковую цепь.
Девушки остались кормить собой комаров и в таки уроненный Потоцким монокль разглядывать застывшие вражеские плутонги.
Еще через полчаса воротился Ян. Франя спряталась, чтобы опять не потащил в деревню, но вестник ее даже не заметил:
– Панна Гайли, командир где?
Гонец указала рукой. Кохановский ужиком нырнул в кусты.
Женщина кинула взгляд на поле и приподнялась на локте. Немецкие роты наконец пришли в движение. Неторопливо отмерили шесть шагов, приложились – над майской травой повис сизый дым, а по ушам хлестнул залп. Потом перезарядились: "Патрон скуси!", "Порох в ствол!", "Пыж забей!", "Пулю забей!", "Порох на полку!", "Целься!".
Залп.
Шесть шагов.
"Патрон скуси!…"
Гайли вздрогнула от прикосновения: справа из кустов возник Леон:
– Счас вот те, ближние, пройдут мимо, спиной повернутся – стреляйте. Панна Цванцигер?
– Да.
– Сунетесь на поле – убью сам. Это приказ.
Вздрогнула земля.
– Да сколько ж у них конницы! – заорал Леон. Мимо засады прямо в дефиле между холмом и хутором грохотал эскадрон.
– И ведь еще там есть… – застонал Потоцкий. Девушки вспомнили рассуждения Яна.
Из Приставян навстречу уланам выметнулась конница повстанцев. В сабельном лязге и стрельбе потерялись другие звуки. Даже выстрел собственного карабина Гайли скорее увидела, чем услышала. Кисло запахло пороховой гарью.
Леон привстал на колено, нетерпеливо поддернул саблю.
– А ведь отбивают их наши с холма!…
Между хутором и холмом по-прежнему клубилась сеча. Время тянулось патокой. Наконец, из-за края болота мерным шагом пошла мимо засады та самая красная пехота, которую ждал Леон. Немцы двигались методично и с таким презрением к смерти, что Гайли даже позавидовала им.
Залп.
Шесть шагов.
– Патрон скуси! – совсем рядом.
– Чтоб вас, – Франя яростно надавила на спуск. Грохот выстрела слился с криком Леона: – В сабли!!
Захрипел рожок.
Пять дюжин студентов ударили по немцам сзади и слева. Несчастной роте сперва пришлось туго. Какое-то время Гайли даже казалось, что сейчас враг побежит. Но немцы слишком хорошо умели драться. А может быть, и правда их солдаты боялись палки капрала больше, чем неприятеля. В клубах дыма появились свежие шеренги. Гайли в отчаяннии взглянула налево: между холмом и Приставянами собиралась жидкая цепочка уцелевшей повстанческой конницы. Только до командира не докричаться, чтобы шел на помощь… "Но если…" Гайли сосредоточилась, представив себе истоптанное дефиле глазами лошади – вон того замечательного, даже после боя еще сильного рыжего красавца. "Ко мне!" Конь яростно заржал, вскинулся на дыбы, всадник отчаянно взмахнул саблей, пытаясь удержаться в седле. Это приняли за призыв.
Остатки конников обрушились на двайнабургских пехотинцев. Тогда, наконец, враги сломали строй. Побежала та рота, которую студенты атаковали первой. Но свежие силы, снятые Ширманом из центра, подошли уже близко.
Залп.
Шесть шагов.
"Не удержимся", – поняла Гайли.
Она еще не знала, что обоз с ранеными ушел, и что полусотня стрелков, охранявших брод, как раз теперь выбегает из хутора прямо на перестраивающуюся в поле немецкую конницу. Что косинеры с холма идут им на помощь, а охотники, окопавшиеся на лысой вершине, еще в состоянии отбрасывать залпами немцов, тупо и бесстрашно штурмующих холм по голому полю. Гайли казалось, что бой уже проигран.
"Навьев поднять?… Под курганом должно быть полно убитых…" Неровная цепь студентов пятилась к болоту. Слева безнадежно и страшно рубились конники.
– Все-таки очень много их…
Гайли сморгнула.
Весна – не лето, к вечеру похолодало. Особенно сильно морозило от болота. Гайли сорвала бинт с запястья. Красные капельки разлетелись по уцелевшим ракитовым листьям.
– Навьи!…
Гайли закончить не успела. Холодный дол под ногами вздрогнул.
Здоровенный фриз вымахнул прямо из-за ее плеча. Франя ойкнула и мягко осела на землю.
– Ложись!! – неистово заорал Леон, перекрыв даже лязг боя. – Прикрой голову!!
Загон неожиданной подмоги врезался прямо в лоб двум плутонгам, теснившим студентов, мгновенно их опрокинул и погнал по полю, безжалостно вырубая отставших. Увидев это, остатки конницы повстанцев рванули следом. Стрелки с холма обрушились на наступающих в лоб трокских фузилеров. Набои у инсургентов закончились, и теперь дрались прикладами, саблями, у кого они были, а где и просто ножами. Что происходило за холмом, Гайли узнала только после боя.
