Е. Кочешкова - Шут
8
В день суда тронный зал Брингалина был полон. Желающих услышать приговор Руальду Третьему оказалось столько, что члены Совета всерьез обеспокоились, как бы люди не передавили друг друга. И все присутствующие были настроены столь агрессивно — Пат, ставший с некоторых пор ненормально чувствительным, не стерпел этого и поспешил покинуть зал. Вернулся он быстро и уселся в свое кресло рядом с королевой, изрядно попахивая вином. Элея понимала, в чем дело, хоть и не одобряла таких методов решения проблемы. Но сидящая слева от шута тетушка Байри ничего не знала о колдовском восприятии почетного гостя — старая гусыня тут же начала бубнить про падение нравов и молодых людей, которые с утра пьяны. Патрик сделал вид, что ничего не слышит. Он вовсе не был пьян, Элея видела, как ясны его глаза, каким живым огнем они полыхают. Минул всего десяток дней с тех пор, как шут стал ежедневно наведываться в гости к Ваэлье, но ее наставница не теряла времени даром. Патрик менялся с каждым днем, подобно цветку, который вынесли на солнце после долгих дней пребывания в сумраке. И хотя он оставался таким же худеньким и невысоким, Элее казалось, будто шут стал больше. Королева понимала, что это лишь ее субъективное ощущение, но оно было весьма стойким.
Окруженный плотным кольцом стражей, в зал вошел Руальд. Он остановился перед главным столом, там, где обычно, в добрые дни, было место для танцев. Похоже, ему все-таки удалось совладать со своим отчаянием, либо просто упрятать его поглубже. Король выглядел истощенным, но, по крайней мере, не таким потухшим, как во время первой их встречи в темнице. Он нашел достаточно сил, чтобы привести в порядок свое лицо и платье. Это обрадовало Элею и показалось ей хорошим знаком. Хотя, конечно, она догадывалась, что здесь не обошлось без Патрика, который почти каждый вечер наведывался к Руальду. В отличие от нее самой, не знающей, как и о чем теперь говорить с мужем, Шут продолжал заботиться о своем короле. И мнение окружающих по этому вопросу его не сильно-то волновало. Некоторые придворные неприкрыто возмущались таким странным поведением гостя, не стесняясь говорить об этом в глаза королеве. Но Элея брала пример со своего шута и делала вид, будто пересуды злых языков ее вовсе не касаются.
Она, как обычно, сидела по левую руку от отца, а по правую уже заняли свои места члены Совета Мудрых. Лица у этих добрых господ были торжественно-строгие. Элея ясно видела, что все они во главе с Давианом мысленно уже отрубили Руальду не только голову, но и все остальные части тела. Для этого ей даже не нужен был дар как у Патрика.
Шут после вина почувствовал себя настолько лучше, что принялся тихо напевать какую-то странную песенку на непонятном языке. Элея подумала, не стоит ли слегка пихнуть в бок негодника, пока то же самое не сделала тетушка Байри, добавив в придачу новую воспитательную тираду. Но неожиданно заслушалась — оказалось, у Патрика чудесный голос. А ведь в Золотой он никогда не пел, только горланил неприличные куплеты на дворянских пирушках. Слова песенки также показались Элее удивительно приятными для слуха. Даже тетушка, хоть и поджала губы, но смолчала. Неожиданно королеву озарило — ведь это магия. Такая естественная и незаметная, как солнечный блик на оконном переплете. Как дыхание. Как шелест ветра в зеленой листве…
«О, Пат!» — У Элеи перехватило дыхание от осознания того, каким безгранично удивительным стал вдруг такой, казалось бы, знакомый человек. Она-то, дурочка, столько лет гадала, чем же он ее околдовал… за одну встречу, за один миг… А, на самом деле, Патрику не нужны были вовсе никакие магические уловки, ибо он сам — чистое волшебство.
— Дамы и господа! — голос распорядителя громко разнесся по залу. — Его Величество король Давиан Первый, повелитель Белых Островов, приветствует всех и благодарит за оказанную честь. Мы рады видеть вас в этот знаменательный день, когда свершится правосудие, и волею богов наказан будет тот, кто поступился законами чести и долга, — по рядам пронесся рокот одобрения: господам дворянам не терпелось услышать приговор. — Слово королю!
Давиан, величественно восседавший на своем троне во главе стола, обвел глазами присутствующих и остановил взор на зяте…
— Ну, что, Руальд, признаешь ли ты себя виновным? — как-то очень просто, почти с усмешкой спросил отец Элеи.
Молчание, повисшее над залом, было тяжелей грозового неба.
— Да… — как бы ни было трудно Руальду выдерживать взгляд Давиана, он не отвел глаз. — Да, я признаю себя виновным.
И Элея вдруг со всей отчетливостью поняла — ее муж не притворяется спокойным. Он на самом деле спокоен и собран. И на самом деле готов подняться на плаху. Без страха и без сожаления. Королева понимала, что Патрик тут уже ни при чем — прийти к смирению можно только своими ногами. Впрочем… это не удивило ее: да, Руальд всегда любил жизнь, но честь для него была превыше всего. А он еще тогда, в темнице, признал свою вину…
В этот момент Руальд был ей дороже и ближе, чем когда либо. Но своим коротким «да» он подписал себе смертный приговор… Оправдатель лишь плечами пожал — он честно готов был отстаивать невиновность судимого. Но коли тот сам признался…
— Что ж, — промолвил отец, — пусть Совет Мудрых решит участь виновного.
«О, небесная Мать! — отчаянно взмолилась Элея. — Даруй им настоящей мудрости! Мудрости и милосердия. Руальд ведь заслужил его… Всякий может оступиться…»
Впрочем, она слишком хорошо знала этих почтенных мужей. Именно поэтому в запасе у королевы были десятки аргументов, призванных защитить ее супруга от смерти.
Мудрецы не обманули ожиданий королевы.
Какое-то время они весьма спокойно, без шумных споров совещались, а потом старший советник, господин Харван, торжественно сообщил присутствующим, что все члены совета единогласно пришли к одному выводу:
— Благородная казнь облегчит душевные страдания короля Руальда. Учитывая его раскаяние и высокое положение, это будет быстрая и милосердная смерть.
«Ты знала, — сказала себе Элея, стараясь унять дрожь и пряча руки глубоко в длинные разрезы рукавов. — Ты знала, что это не будет просто. Ты знала, что ничего другого они не сказали бы. Соберись. И вставай уже».
Она медленно поднялась из-за стола, поймав на себе десятки удивленных и любопытных взглядов. Только Иния, которой всегда нравился Руальд, смотрела на нее с пониманием.
И шут.
— Осужденный имеет право на помилование, — королева с облегчением отметила, что голос ее тверд и полон силы.
Господа, собравшиеся в зале, взволнованно загудели. Разбирательство приобретало неожиданный интересный поворот. Но неужели они и впрямь думали, будто Элея позволит «милосердно» отрубить Руальду голову?
