Е. Кочешкова - Шут
— Но кто же он? — воскликнула Элея.
Ваэлья усмехнулась:
— Пока — просто ощетиненный, замкнутый на себе мальчишка, убежденный в своей исключительной непохожести на других людей и именно за это якобы битый, — она покачала головой. — Недолюбленный глупыш… На самом деле… полагаю, он — кровь от крови древних магов. Помнишь, я говорила тебе про цвет его волос? Сейчас мало кто владеет знанием о том, что они означают… И ты держи это при себе. Пусть все считают его шутом и дальше.
Элея кивнула.
И все равно у нее в голове не укладывалось до конца — как это? Был просто шут, дерзкий и такой обаятельный насмешник. А теперь, оказывается, он — видящий?.. Пусть даже совсем неопытный, почти беспомощный, но, боги, какое это имеет значение?! Если уж Ваэлья обещала взяться за него — она возьмется. И мало господину Патрику не покажется… И будет дорогой шут до потери сознания осваивать то, чему его по какой-то причине не научили в детстве. И никакие отговорки не позволят ему отвертеться от уроков. Элея вспомнила, как наставница учила ее саму. Конечно, то были совсем другие знания, не имеющие ничего общего с Даром, но королева догадывалась — методы воспитания у Ваэльи остались прежними.
— Матушка… скажи, а какое такое проклятье навесили на Патрика? Я никогда не подумала бы, что его хвори вызваны именно этой причиной…
— Вот ты и скажи-ка мне теперь правду — часто ли ему случалось болеть?
— Нет… не очень часто. Но всегда так сильно. И эти его простуды какие-то уж очень странные. Я говорила с Арханом, нашим лекарем… после того, как однажды нашла Пата без сознания на полу… Этот мудрый старик, сказал мне, что у нашего шута душа не прикрыта. Я не знаю, о чем именно он говорил, но чувствую… сердцем. Он сказал, что Пат и дальше будет так болеть, с каждым разом все хуже… если не научится защищаться, — Элея вздохнула. — Или, по крайней мере, не заставит себя вовремя и в нужном количестве принимать лекарства… Но ты же видела этого беспечного шута — о какой ответственности тут может идти речь?
Ваэлья тихонько рассмеялась:
— Да уж… Женской руки плуту явно не хватает. Ну да ничего. Он вовремя к нам попал. О, Элея, девочка моя, если бы ты знала, как я ждала этого Патрика!
— Ждала?
— Да… ждала. Конечно, я не знала, что это будет именно он. Но в тот миг, когда ты впервые произнесла его имя, я получила сразу несколько сильнейших знаков. Впрочем, я не ответила на твой вопрос. Честно говоря, милая, проклятие это не очень-то хорошее. Люди, владеющие даром, называют его «пиявкой». Оно постепенно вытягивает из человека все соки. Но я уже сказала — твой шут попал ко мне вовремя. Придется повозиться, конечно. За пару дней эту пакость не снимешь. Ну да время у нас есть. Я теперь никуда его не отпущу, пока не приду к убеждению, что парень готов.
— Готов к чему?
— К жизни, девочка моя. К настоящей жизни. Пора ему уже повзрослеть…
7
«Да уж…» — думала Элея по дороге домой, — сейчас-то он еще прилично себя ведет… А видела бы Ваэлья этого чудака в Солнечном Чертоге… Вот уж действительно невзрослеющее дитя. То полуголым по всему дворцу ходит, то прямо на стол усядется, то вдруг расстроится из-за мелочи, как маленький… — она невольно улыбнулась, вспоминая причуды шута. Любое серьезное событие он умел превратить в комедию. Когда однажды в Золотую прибыли послы из Линвэлла, кто стоял в конце шеренги гвардейцев? Ну конечно же Пат… С метлой в руке вместо алебарды и кухонным котелком на голове. Его гримасы и ужимки были восхитительной пародией на серьезность воспитанников Дени… Капитан на него сердился, но не от того, что его задела этой беззлобная пантомима, а потому как сам едва удержался, чтобы не рассмеяться, когда нужно было изображать почтение. Шут мог принести раскрашенного в зеленый горох поросенка на званый ужин для лордов и гоняться за ним по всему тронному залу. Или разрисовать свое собственное лицо и с крышкой от сковороды в роли бубна скакать по дворцу, изображая шамана из Диких Княжеств…
Элея с грустью поняла, что может статься, больше никогда этого увидит — и Патрик уже не тот, каким был раньше, вон до чего серьезный стал… и Брингалин — не Солнечный Чертог…
Солнечный Чертог… Отец был прав тогда, годы назад, когда говорил, что Элея полюбит новый дом. Так оно и вышло. И теперь она часто тосковала по прежней жизни, по той жизни, которую узнала с Руальдом. Поначалу она удивлялась излишней роскоши и размаху запросов в Золотой, даже осуждала обитателей Чертога за неуемную любовь к этой помпезности и, сравнивая с отчим домом, находила Брингалин много лучше. Однако, вернувшись на Острова, Элея с удивлением поняла, что успела привыкнуть к новому образу жизни и разница меж двумя дворами, меж двумя столицами уже не казалась ей такой существенной. Она поняла, что ей как будто даже не хватает этого кипения жизни… И не хватает Руальда…
Как не хотела Элея отпускать его в это путешествие к тайкурам! Будто чувствовала… Хоть и делала вид, будто все замечательно, в глубине душе была так против этой поездки. Если бы только знать, чем все обернется…
Когда прибыл Дени и сообщил ей о намерении Руальда расторгнуть свадебные узы, Элея просто не поверила. Да как такое возможно, чтобы ее добрый честный муж пошел на подобное?! Но капитан не мог соврать… Он стоял перед ней, как побитый пес, не смел глядеть в глаза. И Элея — смешно сказать! — не знала, кого больше жалеть, себя или его. И боли было слишком много, чтобы осознать ее, чтобы постичь до конца.
«Моя королева, — промолвил Дени, — вам лучше покинуть Золотую сейчас. Ваш супруг поражен безумием. Я не знаю, как он намерен поступить с вами… Простите… — капитан отчаянно комкал свой берет, не зная куда девать руки. — Прошу вас, будьте благоразумны. Если вы останетесь, я не ручаюсь, что это хорошо кончится…»
Но как она могла уехать? Куда? Сбежать к отцу? И что бы Элея сказала ему?.. Что она, королева Закатного Края, покинула земли, вверенные ей народом и королем? Струсила и, поджав хвост, прибежала жаловаться папочке?
Нет. Нет…
Она поблагодарила Дени за заботу и уединилась в своих покоях, чтобы спокойно, без суеты и паники осмыслить произошедшее.
Куда там… от мудрой хладнокровной королевы не осталось и следа… Едва оказавшись в одиночестве, выставив всех фрейлин и служанок, она ничком упала на кровать, и только страх опухнуть лицом не позволил ей разрыдаться. Элея молча глотала невидимые слезы, до боли в пальцах стискивая подушку. Она не понимала, как жить дальше. Не видела выхода. И какой невероятной детской глупостью казались ей теперь все претензии к судьбе, все укоры богам за то, что не дали «настоящей» любви…
