Павел Виноградов - Хозяин Древа сего
— Палден, — коротко представил его Аслан.
Монгол бешено зыркнул на Варнаву, словно хотел взглядом вырвать из него душу. Варнава знал и этого, и не очень жаждал с ним общаться.
— Считает себя более достойным воплощением Владыки Шамбалы, чем Дый. Причем, думал так еще в Стволе… — с усмешкой прошептал Аслан, и тут же громко объявил следующего:
— Барон. Можно цин-ван.
— Без церемоний, господа, без церемоний. Просто Барон, — негромко отозвался
блеклой внешности худощавый мужчина с аккуратной бородкой и очень высоким лбом под зачесанными назад волосами. Глаза его сидели глубоко, так, что сложно было уловить выражение. Их выцветшая тевтонская голубизна в сочетании с темными волосами была странна. Производил он впечатление некоторой неаккуратности, даже неряшливости, словно явился сюда после тяжелого похода, не удосужившись привести себя в порядок. Но при этом в нем чувствовалось и нечто аристократическое, усиленное формой, генеральской, если Варнава правильно помнил. Казачья шашка в серебряном окладе тоже указывала на высокое звание. Разглядев черные буддийские свастики на погонах, Варнава сообразил, с кем имеет дело. Недоумение его возрастало.
— Верно служил Дыю, но тоже проявил собственные амбиции, потому тот пытался от него избавиться. Не вышло, Барон бежал в Ветви, теперь мстит бывшему патрону, — прокомментировал Аслан.
Следующий был в куда более старинных одеждах — долгополой куртке, богато расшитой золотыми бляшками, длинных штанах и мягких сапожках. Алым подбитая мантия застегивалась причудливой фибулой. Рядом лежал убор, похожий на фригийский колпак, предназначенный для удивительно вытянутой в затылке головы. Широкая борода, смуглое лицо с крупным носом, живые блестящие глаза. Лицо казалось одновременно нежным и гневным, добродушным и жестоким. Этот произвел на Варнаву более благоприятное впечатление, чем остальные.
— Ланс, — представил Аслан. — Так себя называет, хотя…
— Меня зовут Ланс, потому что в Ветвях я известен под этим именем, — проговорил
мужчина глубоким гулким голосом, поглаживая огромный гранат на «яблоке» двуручного меча в красных ножнах. — Настоящее имя теперь не имеет значения. Я должен освободить вождя своего и господина Артхура, воеводу Запада, обманом плененного Дыем и спящего ныне в стране Аблах, которую вы называете Шамбалой.
Варнава понимающе кивнул и оборотился к последнему сидящему, тоже монголоиду, но типа иного, чем Палден, — короткоголовому, с приподнятыми бровями, небольшим прямым носом. Скулы его были не столь широки, сколь выпуклы. Облик дополняли редкие подкрученные усы и скудная растительность на подбородке. Длинные волосы сдерживала затянутая сзади узлом повязка. Белый халат застегивался на правую сторону, его воротник доходил до подбородка. Шаровары из шкуры ирбиса заправлены были в войлочные, без каблуков, сапоги.
— Принц, — произнес Аслан и уважительно поклонился, похоже, к этому гостю он испытывал особое расположение. — Пылающий Принц.
Варнава мысленно перевел титул на подходящий язык, понял, кто это, и поклонился с таким же уважением, что и Аслан — в Стволе Принц был великим воином.
— Он-то что тут делает, среди этих?.. — вполголоса спросил он у Аслана.
— Дый пытался им воспользоваться, продлил, но ничего у него не получилось — принцы рабами не бывают… — пояснил тот.
В общем, Варнава знал всех, сидевших тут, или слышал о них. Их настоящие имена осенялись в Стволе и Ветвях славой легендарной, а кое у кого и жуткой. Он понимал, почему Аслан постарался собрать их против Дыя, но не сомневался, что управлять ими будет очень сложно, ибо дело это они любили сами. Впрочем, Аслану почти все гости оказывали знаки неподдельного почтения.
Серьезный разговор все не начинался. Неторопливо потягивали кумыс, ели мясо и просяное печенье, перебрасывались замечаниями о состоянии своих дел. Но, поскольку были эти дела разбросаны по совершенно разным Ветвям, найти общую тему оказалось трудновато. Варнава заметил, что отношения между гостями различны. Пару раз поймал гневный взгляд, брошенный на Барона художником Николя, в ответ тот посмотрел с холодным удивлением, как на какое-то неприятное животное, неожиданно вылезшее на белый свет. Зато к Лансу Николя, похоже, испытывал живой интерес, чувствовалось, что он о многом спросил бы его, позволь тягучий степной этикет. В свою очередь Барон испытующе посматривал на страшного Палдена, словно оценивая противника. Тот, однако, не подавал вида, что его интересует здесь хоть что-то. Но самыми невозмутимыми казались Зургай и Принц — чинно пили, ели, отвечали на обращенные к ним пустые вопросы, словно намеревались просидеть в уютной юрте Аслана всю продленную жизнь.
С женской половины юрты возбужденно поблескивала рысьими глазами Гела. Было видно: ей жутко любопытно находиться в столь экзотическом обществе, но она страдает от невозможности принять самое оживленное участие в беседе — похоже, Аслан провел с ней на этот счет строгий инструктаж. Впрочем, в обиде на него она явно не была — взгляд ее, останавливаясь на нем, теплел, на губах возникала загадочная улыбка.
Вечер бодро двигался в ночь, гости подвыпили, голоса становились громче и оживленнее. Сначала никто не обратил внимания на приближающееся мелодическое позвякиванье множества колокольчиков. Но оно усиливалось, пока разговор не прервался. Странные звуки приблизились ко входу в юрту и затихли тоже. Аслан подал знак, и под возобновившееся звяканье вошла Кара.
Теперь она была девадаси в лиловом сари и зеленой чоли. На голове возвышалось нечто вроде серебряной тиары, ажурным серебряным поясом стягивалась талия, с шеи спускались красные бусы. Каждому ее движению вторил звон сотен колокольчиков-гхунгуру на ножных браслетах. Замедленно и торжествующе, словно повар, подающий главное блюдо на банкете в честь коронованных особ, внесла себя в юрту, сложила ладони у груди, низко склонилась пред изумленной публикой. Улыбка, предельно обольстительная и одновременно беззащитно детская, не сходила с яркого лица. Искусно подкрашенные темные глаза выражали наивное восхищение миром. Девочка-демон, Лолита-Лилит…
Гости, решившие, что их ждет приятное зрелище, оживились. Впрочем, Варнава заметил, что при появлении танцовщицы Николя, похоже, еще глубже ушел в себя. И зафиксировал презрительный, почти гневный взгляд, брошенный на Кару Бароном. Остальные слегка расслабились. Ланс глядел на женщину туманно мечтательно, на лице блуждала мягкая улыбка. Подвыпивший Принц, полулежа на набитых душистыми травами войлочных подушках, крикнул что-то на своем языке, похоже, довольно сальное. Зургай все еще казался невозмутимым, лишь проказливо заблестели глаза. Палден смотрел на диву тяжко и мутно, уродливый лик словно бы треснул криво — улыбнулся.
