Ольга Елисеева - Сокол на запястье
Завидев отряд, всадники подъехали поближе и сдержанно приветствовали Бреселиду. Они держались отстранено и даже, как показалось Делайсу, враждебно. Югей, предводительствовавший ими, пустил коня бок о бок с лошадью сотницы, но понять, о чем они говорили пленник не мог, потому что всадники обменивались короткими отрывистыми фразами по-меотийски. Тогда-то Югей впервые, обернувшись, внимательно посмотрел на сына архонта. В его глазах читалась неприязнь, даже злоба, от которой Делайс уже отвык в отряде Бреселиды.
Меот смерил его презрительным взглядом и с отвращением сплюнул под ноги.
— Новая игрушка Тиргитао? — спросил он нарочито громко и подбирая греческие слова, чтоб пленник мог его понять.
Много позже Делайс узнал, что мужское братство Кайсак, чьим тотемом был степной волк, оказывает на дела кочевых родов заметное влияние. Сыновей и братьев в семьях действительно было немного, и каждый из них тащил на себе тяжелый груз работы, а потому пользовался большими правами. Их смерти на жертвенном огне боялись все члены рода — сильные руки накормят много голодных ртов.
Опасаясь влияния мужского братства, меотийские царицы никогда не брали себе мужей из соплеменников. Такой царь мог бы многое поставить с ног на голову. Несколько лет назад, перед браком Тиргитао с Гекатеем, мужчины Кайсака послали Югея передать царице очередное требование взять супруга «из своих». Владычица Горгиппии не удостоила Югея ответом на словах, она просто приказала сломать ему ноги и выбросить в степь. К счастью для меота, его подобрали товарищи, ожидавшие недалеко от города.
Но с тех пор отношения между Кайсаком и царицей не восстанавливались. Мужчины, например, не пошли за пролив, считая ссору с Пантикапеем «войной Тиргитао», к которой они не имеют никакого отношения. Зато степные братья охотно грабили эллинские караваны с зерном, рыбой и солью, которые по договору охраняли меотянки царицы. Добычу они презрительно называли «добром Тиргиао».
Все это Делайс узнал намного позже и понял, что на раздорах среди меотов можно играть. Но впервые встретившись со степными мужчинами, он недружелюбно пялился на них, в любую минуту ожидая подвоха.
Подвох не замедлил последовать на привале. Пленнику развязали руки, и он отправился помыть их к берегу моря. Это чистоплюйство, видимо, не понравилось Югею, который, проходя мимо с полным котлом воды, отвесил согнувшемуся Делайсу пинка. Тот не устоял на ногах и со всего размаху ткнулся лицом в пенистый прибой.
Вокруг раздалось ржание. Но оно стихло, как только пленник встал и поднял голову. Наверное, выражение лица у него было жутковатым. Во всяком случае сам Делайс окончательно озверел.
Он кинулся на обидчика, оба покатились в прибрежной волне, взбивая тучи брызг. У Югея была мертвая хватка, но отчаяние предало сыну архонта сил. Выплеснувшаяся наружу злоба могла сокрушить камни, не то что человеческие кости! Вцепившись в горло меоту, пленник молотил его ногами, не обращая внимания на то, что топит врага. Только оказавшись на глубине, Делайс разжал пальцы. Югей беспомощно всплеснул руками, его голова один раз поднялась над водой и тут же скрылась, а из-под волны огромным пузырем вышел воздух.
Делайс не сразу понял, что степняк не умеет плавать. Тяжелая кожаная одежда, увешанная медными бляшками, тянула его на дно. Столпившиеся на берегу люди гомонили, но не решались вступать в воду. Для них это была не родная стихия. Патикапеец еще раз взглянул на то место, где скрылся Югей, и вся его злость пропала. Он нырнул в зеленоватую глубину, благо от холода вода была совершенно прозрачной, и схватил захлебнувшегося Югея за куртку. Хорошо, что дно оказалось близко да и тащить врага до берега пришлось недолго. А то Делайс сам нахлебался бы воды с такой тяжелой ношей.
У самого прибоя их подхватили вошедшие в воду меоты. По их простодушным лицам было видно, что они не знают, как поступить с пленным. Вроде он чуть не утопил их товарища, но сам же его и спас!
Сын архонта вытащил Югея и тяжело швырнул его на песок. Бреселида оттеснила недовольных сородичей от пленного и под конвоем «амазонок» увела к телегам сушиться у костра. На другой день они разъехались с мужчинами-меотами, и Делайс больше не видел их до следующей осени.
Через год, накануне зимних холодов, в столицу притащилась целая куча степняков, возглавляемая все тем же Югеем. Он ковылял на своих криво сросшихся ногах, как немой укор Тиргитао. Но на этот раз посыльные пришли не от Кайсака, а от всех степных родов, и не к царице, а в храм Триединой, которую кочевники именовали Тюхе. Они намеревались просить у верховной жрицы разрешения не забивать этой осенью скот.
— Ай, ай! Зима голодная будет! — стенали они. — Совсем зверь ушел. Стрелять не в кого. Приплод маленький.
Глядя на этих простаков, Делайс думал, насколько меотийская знать, и говорившая и жившая в городе по-эллински, оторвалась от своих степных сородичей.
— Это Мать обиделась на вас за невнимание. — строго заявила прорицательница, выйдя из храма к просителям. — Вы в последние годы обходитесь одним скотом. А теперь и его давать не хотите!
— Детям есть нечего. — простодушно оправдывались степняки. — Нельзя скот «юк-юк». — они изобразили режущий жест. — Проси у Тюхе прощенья и хороший приплод. Той осенью мы дадим по два быка от каждой семьи.
— Где же Трехликая найдет силы подарить вам хороший приплод, если вы совсем не кормите ее? — возмутилась жрица. — Отдайте, что причитается, и она поможет вам пережить зиму.
Кочевники сели в пыль у ступеней и начали плакать. Триединая Триединой, а среди снега клевер не цветет!
«Живой бог», совершавший в это время приношение меда, вышел из храма на шум.
— Гекуба, неужели нельзя оставить этим несчастным их скот? — не без раздражения спросил он. — Богатство Горгиппии не в быках. Хлеб уже привезли.
— При чем тут хлеб? — взвилась прорицательница. — Странно слышать такие слова от «живого бога»! Эти бездельники хитры и только горазды жаловаться. Позволь им сегодня не отдавать быков, завтра они вовсе выйдут из повиновения.
— Ай, ай, ай! Добрая Гекуба! Попроси за нас Тюхе! — продолжали плакать гости.
Смрад от их кожаной одежды стоял на весь храмовый двор, и царь поморщился.
— Ну ведь чем-то им можно помочь? — спросил он. Осень казалась ему богатой. Он только что стряхивал капли меда на алтарь и разрезал золотым ножом соты. Рядом лежали ячмень, яблоки и айва. «К воронам этих быков!»
— Ты думаешь и говоришь неразумно. — старуха дернула плечом. — Есть один способ насытить Мать. Она забудет о бычьей крови, если «живой бог» напоит ее своей.
