Ольга Елисеева - Сокол на запястье
Челюсть Македы хрустнула. Побелевший от гнева Делас коротким ударом отшвырнул охранницу к каменным перилам. Неуклюже поднимаясь, она потянула из ножен акинак, но не удержала равновесия и опрокинулась назад.
Звук упавшего на землю тела был похож на чвак переспелой сливы. Телохранительница угодила в цветник, и Делайс подумал, что можно попрощаться с флоксами.
Несколькими секундами позже на освещенную луной площадку перед андроном вбежала Бреселида, привлеченная звуками перебранки. Видимо, он не успела далеко уйти. «Амазонка» схватила царя за руку и потащила за собой в тень больших каштановых деревьев. Оба слышали, как по галерее стучат сандалии стражниц.
Восстановив дыхание, Бреселида снова взяла царя под руку.
— … и поэтому я думаю, что увеличение налога на ввоз колхской шерсти…
Они размеренным шагом вышли на площадку, где перегнувшись за каменный бордюр стояли две «амазонки».
— В чем дело? — сотница остановилась как вкопанная. — Кто разрешил покидать пост?
Вместо ответа стражницы указали вниз.
— Кто это? — еще более грозно спросила Бреселида. — Откуда она взялась?
— Похожа на Македу. — предположила одна из девушек. — Надо спуститься посмотреть.
— Так спуститесь! — рявкнула Бреселида. — Это ваша работа.
Обе кинулись вниз.
— Жива. — через минуту крикнула первая. — Только страшно пьяна. Ткнулась головой в землю и захрапела.
— Ее кто-то спихнул. — робко сказала вторая.
— Кто-то! Смешно слушать! — фыркнула «амазонка». — Кто? По вашему в царском андроне сегодня толпы народу? И среди них убийца?
— Бреселида, умоляю, хватит. — прошептал царь. — Они сейчас заплачут.
— Несите эту пьяную свинью в нижние комнаты. Пусть проспится. — распорядилась «амазонка». — И скажите своей десятнице, что я велела прислать новый караул. А сами сядете под арест до завтра.
— Ты зверский командир. — улыбнулся Делайс, когда стражницы, подхватив Македу под руки и под ноги, скрылись в темноте.
— У меня странное чувство, — сказала всадница. — Вот я отвернусь, и опять что-нибудь случится. Давай дойдем до двери.
— А под кроватью меня будет ждать медный змей. — рассмеялся царь.
III
Стоило ему перешагнуть порог своих покоев, как он тут же ощутил присутствие чужого. Делайс был в комнате не один, об этом говорил чудовищный запах конского пота, кислых кож и немытого человеческого тела. Вонища стояла, хоть кинжал к потолку подвешивай: в спальне прятался степняк, при чем только что слезший с лошади.
Делайс сделал шаг назад, и тут же из-за спины кто-то накинул ему на горло ременный хлыст, жестко надавив ручкой на кадык. Царь побагровел от натуги, вцепился ладонями в чьи-то железные ручищи, крепко державшие удавку, и с ревом перекинул невидимого противника себе через плечо. Груда кожи и меди грянулась об пол, дрыгнув в воздухе на удивление короткими кривыми ногами.
Враг ловко саданул Делайсу в пах, но царь не выпустил его, только еще сильнее прижав коленом к полу. Тот пыхтел и сопел в темноте, стараясь сбросить царя и не проявляя при этом ни малейшего уважения к «живому богу».
В спальне было темно, не горела ни одна лампа. Лишь неяркая, шедшая на убыль луна поблескивала между туч. В ее обманчивом свете царь разглядел лицо нападавшего.
— Югей? Ты что ли? — он убрал руки с горла врага.
— Моя рад, что твоя не расслабляться. — простодушно отозвался с полу степняк.
— Расслабишься тут с вами. — буркнул Делайс, слезая с незваного гостя. — Головы у андрона видел? Подарок Тиргитао.
— Совсем тухлый. — усмехнулся Югей. — Царица что-то знать?
— Нет. — Делайс качнул головой. — Но Тиргитао чувствует опасность. Она подозревает меня. И решила припугнуть.
— Острастка всегда нужна. — сказал кочевник, усаживаясь на полу. — Твоя забывать свое место, знаться с Кайсак.
— Моя хорошо помнить свое место. — передразнил его царь. — И это не место раба. — Он встал, прошел к ларцу в изголовье кровати, достал два кратера и наполнил их из амфоры, стоявшей на столе.
— Свобода? — кочевники обожали задаваться мировыми вопросами: почему небо подвешено над головой, а весна сменяет зиму. Они придумывали тысячи парадоксальных объяснений и тут же забывали их, потому что были детьми и весь мир казался им пестрым мячиком, специально созданным для игры. — Моя так понимай: никто не свободен.
— Ты приехал, чтоб сказать мне об этом? — саркастически усмехнулся царь. — Стоило ли меня душить, ради столь очевидной истины?
Югей прищурил раскосые гляделки. Он иногда плохо понимал, о чем бормочет «живой бог», хотя сам был далеко не глуп. Просто греческий давался ему плохо, а Делайс не всегда мог пояснить свои мысли по-меотийски.
— Моя приезжать говорить, что скоро мы отгонять стада на зимники. Потом мужчины уходить из родов и собираться в стойбищах для Кайсак. Твоя ждать первых заморозков и тогда знать, что все кайсак готовы.
— Хорошо, — кивнул царь, — значит уже скоро. — Его лицо было серьезным, а падавший из окна косой лунный свет предавал ему несвойственную мягкость. — Мои люди в горах уже заждались. Теребят меня, шлют посыльных. Боятся, как бы я не раздумал. — царь бросил на Югея короткий взгляд. — Они привыкли воевать летом.
— А мы зимой. — упрямо мотнул головой кочевник. — Как мужчинам уходить от своих, чтоб роды не заподозрили дурного?
— Я вас не тороплю. — подчеркнул Делас, отхлебывая хиосского. — Все идет, как надо. Скажи своим, я понял, когда вас ждать, и до заморозков ни одна мышь не шелохнется.
Югей кивнул. Он был очень смышлен. И верен. Мог сутками не слезать с седла, а мог упасть где-нибудь в степи, на обочине, среди расклеванных вороньем трупов и лежать день и ночь без движения. Он носил царю вести, как птица на крыле, и забирал от него посылки для братьев Кайсака, никогда не попадаясь на глаза ни страже, ни разъездам Тиргитао.
А когда-то Делайс считал его врагом.
Впервые царь столкнулся с мужчинами-меотами, когда еще пленным ехал в чужую, опасную для пантикапейцев землю.
Холодный ветер дул с севера, согнав всю воду с бродов в Эвксин. Отряд Бреселиды переехал через пролив, не обмочив копыт лошадей. В песке они бы увязли, но каменистое дно пролива легко удерживало всадниц. Под ногами валялись дохлые рыбы с подернутой инеем чешуей, стылые груды медузьего студня, еще пошевеливавшие черными крыльями скаты. Делайс никогда не видел пролива без воды и во все глаза смотрел вокруг.
На другой стороне меотянок встретили новые разъезды. К удивлению пленника, мужские. Они выехали из степи и поравнялись с отрядом. Делайс ожидал чего угодно, только не того, что увидел. Эти громадные, вооруженные с ног до головы всадники, как горы кожи и волчьего меха возвышавшиеся над своими низенькими лошадками, как-то не вязались с представлениями Делайса о меотийских мужчинах. Те редко переезжали пролив, и греки плели о них не весть что.
