Блэки Хол - Sindroma unicuma. Книга 2.
Капа изменился. Сейчас он выглядел старше своего возраста, с вертикальной морщинкой, залегшей между бровей, и серьезным взглядом.
— Не видела тебя на празднике. Было весело.
— Я к отцу ездил, а по дороге завернул к Симону.
Почувствовав укол зависти, я отвернулась к окну. Хорошо, что парень вовремя понял ценность родственных связей, хотя пришел к осознанию через болезнь отца и тяжелые ожоги брата.
— Как Сима?
— Ругается, что из-за меня завалит сессию.
— Ругается — это хорошо. Значит, идет на поправку.
Капа вытащил из холодильника кусок засохшего батона, понюхал его и принялся пилить ножом.
— Хочешь чаю с сахаром? — предложила я. — У меня осталось полплитки.
— Похоже, мы питаемся одним и тем же, — сказал Капа и пояснил: — Теперь все деньги у нас идут на лечение Симона, а я сижу на социальной стипендии. Могло быть и хуже, поэтому не жалуюсь.
Я похлопала парня по руке:
— Выкарабкаемся. Будем живы — не помрем.
— Ага. Дашь списать расписание экзаменов?
Я принесла Капе тетрадку и заварила себе чаю, между делом заняв стол в швабровке конспектами и тетрадями. В сумке обнаружились завалявшаяся ахтулярия и брошюра, взятая у Стопятнадцатого. Сочный плод употребился внутрь, а бесполезная книжка полетела обратно. Завтра верну её хозяину.
Наломав сахару на тетрадном листочке, я собралась учить как минимум до трех утра и не заметила, как через несколько минут уснула, сидя за столом.
Утро началось, когда Аффа застучала в стену. Протерев заспанные глаза, я глянула на часы: мамочки, катастрофически опаздываю! Собиралась второпях и, опередив соседку, бросилась чистить зубы. Она ждала, пока я спешно наводила порядок во рту.
— Как тебе удалось распечатать Альрика на вечере?
— То есть? — поскольку рот был занят зубной щеткой, пришлось спросить мимикой лица.
— Раньше он не танцевал, даже на День национальной независимости.
Я мысленно застонала и выплюнула пасту изо рта:
— Твоя Лизбэт уже наточила нож?
— Напротив. После тебя Альрик осчастливил совместными танцами толпу желающих, а с Лизбэт танцевал целых два раза. Так что она в нирване.
— Ничего себе! А кто подсчитывал? — спросила я, прополоскав рот.
— Было кому, — ответила уклончиво девушка.
— А ты где потерялась? — поинтересовалась я, вспомнив о своей встрече с черноглазой мечтой Аффы на чердаке.
— Познакомилась с потрясающим четверокурсником и зажигала с ним весь вечер, — похвасталась соседка.
Я почему-то оскорбилась за Марата, словно уличила девушку в измене. И хотя понимала, что злюсь безосновательно и абсурдно, но не смогла перебороть неприятное чувство. Мне казалось, Аффа предала свою верность парню.
— Ага. Удачи тебе, — пожелала я коротко и ринулась в швабровку. Толком не расчесав спутавшиеся волосы, соорудила крысиный хвостик и, одевшись, рванула в институт.
С началом сессии столовая испытала второе рождение. С подобным ажиотажем я прежде не сталкивалась. За элитным столиком в углу питался кудрявый незнакомец, соседствовавший со мной на организационном первоянварском собрании.
Протиснувшись между столиков, я уселась на своем привычном месте.
— Здрасте, — сказала на всякий случай.
— Привет, — растягивая гласные, поздоровался незнакомец, оглядев меня.
Наверное, правила поменялись, — подумала я. Или началась новая игра. Осторожно огляделась по сторонам — вдруг Мелёшин наблюдает из-за колонны и посмеивается, потирая ручки в ожидании утреннего развлечения.
Мелёшин не посмеивался. Его ручки были заняты подносом, с которым он приближался к столу. Поставив поднос с тарелками, он чересчур спокойно обратился к кудрявому:
— Дегонский, это закрытая зона. Ты должен знать.
— Я бы свалил, да некуда, — пояснил тот с иронией в голосе. — Все столы заняты.
Бритый товарищ Мэла устроился по другую сторону от нежданного захватчика чужих столов и толкнул его в бок:
— Вали отсюда. Или ешь стоя.
— Не понимаю, вам тесно, что ли? — продолжал пререкаться Дегонский. — Поем и уйду, о ваших девчонках слушать не буду. Своих хватает.
— Ты сейчас встанешь и исчезнешь, — констатировал спокойно Мелёшин, но его в его спокойствии потрескивали разряды недовольства.
— Пусть она исчезнет, если вам тяжело дышится, — кудрявый ткнул вилкой в моем направлении. — Все равно ничего не ест. Какая разница, кого выбрасывать из теплой компании?
Я тронула Мэла за рукав. Он, видимо, не ожидал и вздрогнул.
— Пойду, ладно? Здесь и правда шумно.
— Сиди, — приказал Мелёшин, и узкие колечки в радужках налились ярким фосфором. — Ты не понял, — обратился он к Дегонскому. — А я не повторяю трижды.
Мэл распял правую ладонь на столе и погнал пальцами невидимые волны. На моих глазах поднос Дегонского вместе с содержимым начал оплывать точно воск и смешался в радужное пятно, растекающееся по столешнице. Редкие капли закапали на пол, а потом ручеек мраморной тарелочно-кофейной жижи проторил дорожку вниз, падая тонкой струйкой.
Некоторое время кудрявый пребывал в ступоре, но вскочил и выкрикнул:
— Думаешь, тебе всё позволено? Ты еще пожалеешь, Мелёшин!
На наш стол начали оглядываться и показывали пальцами, переговариваясь.
— Несомненно, — кивнул согласно Мэл.
— Сам напросился. Я вызову тебя в парк! — воскликнул гневно Дегонский.
— Можешь. Вызывай, — опять согласился Мелёшин.
— Отлично! Я сообщу, — парень задрал нос и, протиснувшись между столиками, удалился из столовой с гордо поднятой головой.
— Лихо ты его, — высказался бритый товарищ, откусив половину сахарной булки. — А если бы он ответил?
— Не ответил бы, — откинулся на стуле Мэл и, взяв с подноса стакан с соком, принялся неспешно потягивать. — Однозначно.
— Побежит и пожалуется на твое soluti[1], — предостерег с полным ртом собеседник.
— Не побежит, — заявил уверенно Мелёшин. — Над ним весь институт будет ржать.
Я разглядывала жижу из растаявшего пластика, металла, керамики и завтрака. Дорогу к полу пробили еще два ручейка, и бывший поднос потек вниз, перемешавшись с пудингом и яйцом всмятку.
Все-таки надо было уйти. До чего неприятно! Мэл в который раз наглядно показал, как поступает с теми, кто переходит ему дорогу. Он раздавит любого, независимо от того, прав или виноват, и плевать на правила.
Посмотрев искоса на Мелёшина, я растерялась от неожиданности. Он глядел на меня, прищурившись и с некоторым разочарованием, будто напрасно ожидал какой-то реакции. Наверное, думал, что вскочу и начну громко возмущаться или демонстративно удалюсь вслед за оскорбленным парнем.
