Екатерина Тимохова - Сафари во времени
– Посадили нас в клетку, как опасных животных? – язвительно кинул Верманд, небрежно облокотившись на барьер и посматривая на неприятелей. Один из Пятерых, как ни в чем не бывало, изучающе смотрел на нас сквозь железные прутья.
– Ты и есть животное, – глухо произнес он. – Остальных ждет беседа. Если вы правильно расставите приоритеты и расскажете все, о чем мы вас спросим, то вам будет дарована свобода. Мы не изверги, как могли вам представить нас до этого. Мы за мир в Долине.
– Хороший же мир вы предлагаете народу, убивая их родственников и друзей, – усмехнулась я, вспоминая лежавших ничком людей в лагере Верманда. Один из Пятерых воззрился на меня и оценивающе прошелся взглядом по моему лицу. Особенно заинтересовали его глаза. Он долго пялился на них, нахмурив брови, пока не сказал:
– Иногда приходится принимать необходимые меры. А вы, если та, кем называете себя, давно уже должны были понять, что не все то золото, что блестит.
– Что вы имеете в виду? – не поняла я его слов, но он уже направился к лестнице. – Стойте!
Человек в плаще развернулся в пол-оборота и все тем же спокойным голосом добавил:
– Завтра вы первая встретитесь с Советом. А вашему больному я прикажу прислать лекарственные настои. Как я уже говорил, мы не чудовища… точнее… не все мы такие чудовища, какими нас пытались показать.
– Хватит врать! – крикнул ему вслед Верманд, но его услышали уже только мы.
Я подошла к Вадиму. Почти сразу, как нас привели в темницу, он осел на пол и, облокотившись на стену, закрыл глаза, даже не пытаясь следить за тем, что творится вокруг. Томас сидел на коленях рядом с ним.
– Плохо дело, – сказал он, ощупывая его горло и прислушиваясь к хрипам, которые исходили из груди при вдохе и выдохе, – гланды воспалены, нужно срочное лечение. Если они опухнут еще сильнее, то перекроют дыхательные пути, и ему грозит смерть от удушья. Легкие наверняка тоже воспалены и могут отказать в любой момент.
Алексей положил многострадальный фотоаппарат, который у него, к счастью, никто не потребовал, в угол комнаты и подошел к Верманду. Они о чем-то с ним шептались и изредка поглядывали в нашу сторону. Катрина, стойко принимая очередную беду, сидела спокойно и размышляла неизвестно о чем.
– Попробую еще раз применить силу, – сказала я и закрыла глаза, пытаясь вызвать энергию, которую передала мне Видящая. Постепенно руки снова засветились голубым светом. Я прикоснулась ими к груди Вадима, и он раскрыл глаза. Увидел новую попытку спасти его и отвел мои руки в сторону.
– Эмилия, прекращай меня морозить! Мне и так нестерпимо холодно.
– Но Вадик! – попыталась возразить я. – Дай мне просто попробовать! Хуже-то не будет от этого.
– Просто сядь рядом, – попросил Вадим, – вот, что мне действительно нужно.
Я была недовольна, но исполнила его просьбу. Он положил голову мне на плечо, взял за руку и довольно улыбнулся.
– Вот так-то лучше, – шепнул он и закрыл глаза. Алексей увидел нашу идиллию и спросил:
– Так и будем сидеть здесь? Может, есть хоть какие-то идеи, как нам пробраться к Обелиску и показать, кто здесь истинный правитель?
– Послушай, король, сядь уже и помолчи, – подала голос Катрина, – я хочу выспаться перед завтрашними пытками.
– Думаешь, нас будут пытать? – ужаснулся Томми.
– Даже не сомневайся, – ответил Верманд.
Ночь прошла ужасно. Вскоре Вадиму действительно стало тяжело дышать, и он беспрестанно жаловался на ужасающую головную боль. Я рыдала над ним, понимая, что не могу ему помочь. Все еще чувствовала прилив сил, но у меня никак не получалось передать их ему. Энергия мягко мерцала вокруг меня голубым ореолом и не стремилась покидать тела. Хотя Надежнецкий говорил, что пока я рядом, ему становится легче. То ли это было самовнушение, то ли при нахождении вблизи Видящей симптомы действительно уменьшались. Но болезнь не желала отступать.
Всю ночь я старалась поддерживать свои силы в активном состоянии, и это порядком измотало меня. Когда Вадим уснул, Алексей вызвался посидеть с ним, пока я вздремну.
– Как только ему понадобится твоя помощь, я тут же разбужу тебя, – пообещал он и взял меня за руку, выказывая этим сожаление о том, что не может помочь большим. Но я и так была ему благодарна. Мне действительно нужно было выспаться.
Утром в темницу вошли двое. Один встал в стороне и натянул тетиву лука, направив ее прямиком на меня. Другой подошел к узкой двери в железной решетке и сказал:
– Все, кроме девушки с голубыми глазами, сели у стен, руки поднять. Одно неверное движение, и стрела полетит прямо ей в сердце.
Верманд и Алексей испепеляли вошедших ненавистными взглядами. Вадим лежал на полу и даже не пытался подняться.
– Тебе нужно отдельное приглашение? – кинул ему воин.
– Ему очень плохо, – ответила я за Надежнецкого, – он не причинит вам вреда. Воин не собирался отступать.
– Я жду, – сказал он, и Вадиму, не без помощи Томаса, пришлось подняться и заложить руки за голову. И только когда Томми сел в такой же позе, воин открыл дверь и вошел. Он сунул мне в руки кружку с горячим питьем и, кивнув в сторону Вадима, сказал:
– Третий из Пятерых передает ему весточку и желает скорейшего выздоровления. Поставь кикомбу рядом со своим другом и иди за мной.
Я подчинилась и сделала, как он просил, в очередной раз удивляясь странностям их языка. От Томми я знала, что на языке суахили kikombe означает чашка, и часто слышала это слово в лагере Верманда.
– Эмилия, – крикнул Алексей, мигом оказавшийся у стропил, как только дверь в клетку закрылась, – будь осторожна! Помни, что у тебя есть сила Видящей. Применяй ее без разбора, если придется.
Я кивнула, и меня подтолкнули к лестнице. Поднимались не долго. Пройдя по расписным коридорам Большого Дома, так называл его Верманд, мы вышли к тронному залу. Это было большое помещение с монументальными колоннами по краям и рядом стульев посредине. На них уже ожидал меня Совет Пятерых. За ними, на подмостках, стояло величавое кресло. Оно, по-видимому, символизировало трон, который давно уже никто не использовал, но и не убирал. Пятеро предпочитали убеждать всех, что верят в короля и обязательно предложат ему его законное место, как только он появится. При этом они продолжали угнетать и третировать народ.
Пол в тронном зале был выстлан красным ковром, на котором умельцы Долины вышили уже так знакомое мне желтое солнце в голубом вихре. Окна украшены тяжелыми портьерами. Стены и колонны, как показалось, отделаны рисунком из чистого золота и инкрустированы драгоценными камнями. Если я была права, то все эти виньетки, цветочки и зазубринки стоили бы миллионы в нашем мире. Радости Кулагиных не было бы предела, останься они в живых. А найти взаимопонимание с местным правительством они бы точно смогли.
