Олаф Бьорн Локнит - Голос крови
– Ой, парочку ли? – невиннейшим тоном осведомился Эртель, за что был пнут и обозван блохастым кобелем.
Начинающуюся перепалку оборвала рабирийка, резко ударив по струнам виолы и заявив, что хвастовство свойственно только мальчишкам, зато некоторые болтуны не в силах даже взять правильного аккорда. Кайлиени возмутился, и нам оставалось только слушать, как эта парочка старается перещеголять друг друга, вспоминая старинные мелодии и на лету сочиняя новые.
Наверное, я задремал, убаюканный теплом костра, вполуха внимая струнным переборам и голоску подпевавшей Цинтии. Разбудил меня собачий лай – кофийская псина Райана Монброна, прежде спокойно лежавшая подле хозяина, вскочила, навострив уши и рыча в темноту за пределами света костра.
– Чего это она? – спросила Дженна. – Зверя почуяла? Или кто-то шатается по лесу?
– Там человек, – без колебаний ответил Монброн. – Причем знакомый. Чин, приведи!
Но прежде чем Чинкуэда успела выполнить команду владельца, на границе света и тьмы возник высокий черный силуэт, вроде бы человека, одетого в тяжелый дорожный плащ с капюшоном. Что удивительно, заявился пришелец с той стороны, откуда придти никак не мог. Во всяком случае столь беззвучно и незаметно. Поляну там окружали старые кусты шиповника – я уже весьма близко познакомился с ними и готов был побиться об заклад касательно их полнейшей непроходимости.
В молчании гостя и его загадочном появлении чудилась некая угроза, которую, однако, никто не собирался принимать всерьез. Что может случиться в крохотном лесу, больше смахивающем на ухоженную рощу, где сегодня расположились король Аквилонии и его приближенные? Сам Конан не шевельнулся, вглядываясь в незнакомца поверх чаши с дымящимся вином, а внезапно оживившийся Тотлант поднялся на ноги, улыбнувшись и подняв руку:
– Эллар? Если ты хотел нас удивить, то своего добился. Присаживайся к костру!
Тот, кого я сначала принял за заблудившегося в лесной темноте гостя из соседнего лагеря, немедийского или зингарского, и впрямь оказался существом знакомым – жутковатым одноглазым магом из Рабирийских гор. Признаться, я не рассчитывал, что мы когда-нибудь увидим его снова, и ничуть не сожалел. Вечно с ним связаны непонятные странности, древние тайны, неразгаданные секреты и… И гибель Даны Эрде.
Посыпались вежливо-обрадованные возгласы, кто-то рассмеялся, кто-то встал, искать новую чашу для гостя. Зенобия с нарочито сожалеющим видом бросила в ножны кинжал, с удивительным проворством впрыгнувший ей в руку.
– Удачной дороги и благополучного возвращения, – сдержанно и, как мне показалось, с оттенком сожаления приветствовал ночного визитера Аластор. Моя подружка улыбнулась и поклонилась магу, но, как только он отвернулся, прижалась крепче ко мне – Цинтия всегда побаивалась мрачного Рабирийца, утверждая, будто от него не стоит ждать хорошего.
– Халлэ, Астэллар, – произнесла Меланталь Фриерра, почтительно склонив голову.
На обращенные к нему приязненные слова маг ответил разом, произнеся своим низким, с резким акцентом жителей Полуденного Побережья голосом:
– Рад видеть всех в добром здравии, – и, неуловимым движением сбросив плащ, присел напротив киммерийца на покрытое ковром бревно. Меча с лунной гардой при нем сегодня не было. По-моему, он вообще приехал без оружия.
– Здравствуй, Хасти, – проговорил варвар негромко и со странной интонацией. – Я ждал, что ты придешь. Сегодня или завтра, но обязательно придешь.
– Уж извини, что не явился на торжественную церемонию, – пожал плечами Рабириец. В отблесках пламени лицо мага казалось усталым, отрешенным и снова постаревшим на десять-двадцать лет. – Как представил, на что это будет похоже: свадьба Конана Первого, короля Аквилонии… Ой-ей…
– Да уж, весьма… утомительно, – подтвердил Конан. Дженна откровенно фыркнула.
Маг улыбнулся – одними губами – и пригубил предусмотрительно наполненный Велланом вместительный кубок.
– Поздравляю, – искренне сказал он. – Знаешь, я какое-то время смотрел на вас – пока меня не учуяла собака. Конан, ты наделен редким даром…
– Да-да, везде, где появляется Его величество король Аквилонии, немедля возникает либо пьянка, либо драка, либо переворот, – буркнул Эртель под всеобщие смешки.
– Ты собираешь вокруг себя исключительно хороших людей, – продолжил Эллар. – Я хочу пожелать тебе и твоей жене – а пожелания таких, как я, частенько имеют свойство исполняться – чтобы те, кого ты любишь на этом свете, всегда оставались с тобой.
На последних словах лицо на миг Рабирийца исказила мучительная гримаса – хотя какие чувства можно прочесть по лицу, от которого осталась лишь половина? Порывисто поднявшись, маг воскликнул:
– За здоровье короля и королевы Аквилонии!
* * *
Когда над лесом затихли последние отголоски дружеских здравиц, Эллар дождался, пока кубки наполнят заново, и в тишине, нарушаемой треском огня, зазвучал его ровный голос.
– Я хочу рассказать кое-что вам всем. В первую очередь тебе, Конан. Ты поймешь, почему.
– Это касается Даны Эрде, – наклонил голову варвар. – Нужно ли?..
– Нужно, – твердо перебил Рабириец. – Знаю, что начало прозвучит, как навязшая в зубах присказка или титульный лист старинной хроники, но с этим ничего не поделаешь. Очень давно, во времена, которые в ваших легендах именуются Темной или Предначальной эпохой, во времена, когда мир был юн, а люди делали свои первые шаги по земле, были созданы Семь и Три, Великая Радуга и Венец. Если вы спросите, кого считать их творцами, мне будет трудно ответить. К ним приложили руку почти все жившие в те поры народы, и каждый привнес лучшее из того, чем обладал. Камни Великой Радуги, одним из которых был Талисман, останавливали старение мира. В те дни возникло Изначальное Противоречие, которое грозило вылиться в страшную битву. Цепь Равновесия, или Великая Радуга, поглощала силу разрушения, устраняя Противоречие. Три светлых алмаза, звавшиеся Венцом, замыкали Цепь. Когда они явились в мир, те, что владели частью, возжелали Целого. Я не берусь их судить, искать правых и виноватых, и выискивать их ошибки. Война за Камни все-таки случилась. Венец надежно сокрыли. Шесть Радужных камней сгинули навеки. Предполагалось, что погиб и Рубин, Каримэнон, Сердце Огня – тот, что открывал Цепь.
Эллар на мгновение прикрыл ладонью лицо и судорожно вздохнул. Я подумал, что мы никогда не узнаем, какими путями он стал обладателем подобных знаний. В Тарантийской библиотеке нет ни одной летописи с хоть мало-мальски разумным пересказом легенд Изначалья. У Тотланта есть «Кэннэн Гэллэр», не то альбийская хроника, не то философический трактат, но я не владею языком, на котором она написана и вдобавок фолиант Тотланта сильно искажен переводом.
