Олаф Бьорн Локнит - Голос крови
– Мне нужно осмотреть упавшую башню, – извиняющимся тоном произнес Тотлант. – Не хочу идти туда в одиночку.
Цинтия с нами не пошла, сказав, что подождет нашего возвращения. Объявился сильно потрепанный и недоумевающий Просперо, немедленно поинтересовавшийся, не видел ли кто Конана. Сообразили, что также пропали Дженна Сольскель и Тараск Эльсдорф, но я уже не видел, как собирали отряд на их поиски.
Мы с Тотлантом заковыляли к стене дворца, теперь напоминавшей размытый волнами песчаный замок на морском берегу. Не доходя шагов пятидесяти, стигиец остановился, пристально глядя куда-то вверх. Я тоже посмотрел, увидев расплывшееся на желтоватых камнях бесформенное красно-черное пятно.
– Что это? – глуповато спросил я. Тотлант не ответил. Поскольку мое чувство такта временно приказало долго жить, я продолжал спрашивать: – Так что же стряслось? Куда Одноглазый потащил Дану? По-моему, ее здорово покалечило… Он ее вылечит? Талисман ей останется? Слушай, куда мог подеваться ксальтоун? Я даже не заметил, когда он исчез… Сбежал под шумок, что ли?
– Дана умерла, – от этих простых слов я сразу замолчал, по неосторожности прикусив кончик языка. – Ксальтоун убил ее. Талисман, лишенный владелицы, отомстил. Алый свет, который мы видели – Сила, вырвавшаяся в поисках убийцы. Нам здорово повезло, что поблизости оказался Эллар, сумевший подчинить эту Силу и не позволивший ей снова нарушить целостность мира. Иначе вместо Бельверуса получился бы второй Демсварт. Рубин достанется Эллару – по праву законного владения. Скорее всего, он вернется в Рабиры и там похоронит Дану. Менхотеп… – Тотлант пожал узкими плечами. – Менхотеп тоже мертв. Его останки висят над нашими головами. Каримэнон поглотил его душу и сжег тело. Не знаю, заслужил ли он такую кончину…
– Хальк! – зычный вопль заставил нас обоих растерянно оглянуться. – Хальк! Тотлант! Да не туда смотрите!
По частично лишившейся ступенек лестнице с трибуны спускались Конан и Дженна Сольскель – вполне живые, хотя не меньше других пораженные случившимся. Я заметил, что король Аквилонии бережно поддерживает девицу из Пограничья – кажется, у Дженны что-то случилось с глазами, она постоянно жмурилась и растерянно трясла головой.
– Где бы срочно отыскать лекаря? – вопросил Конан, когда мы сошлись у подножия трибун. – Там наверху валяется Тараск с отрубленной рукой. Мы его перевязали, как смогли, но лучше бы им занялся кто-нибудь поопытнее. А Дженна едва не ослепла от своего любопытства.
– Когда еще увидишь магический поединок? – невозмутимо пояснила Зенобия. – Кто победил? Дана?
– Никто, – резко бросил Тотлант, повернулся и ушел, оставив меня отдуваться и отвечать на тысячу вопросов.
ЗАВЕРШЕНИЕ
Из дневника Халька Юсдаля – IV
«Летнее солнцестояние»
Лес Руазель, Аквилония.
22 день Второй летней луны 1294 года.
Бракосочетание короля Аквилонии Конана I из Канахов и девицы Зенобии Сольскель, уроженки королевства Пограничного, отныне являющейся также законной королевой Аквилонии, праздновали согласно всем традициям и с надлежащим размахом. Торжества растянулись на две с лишним седмицы, в Тарантию съехалась половина страны, вино лилось не рекой, но водопадом, трезвый человек вызывал на улицах подозрение – не кофийский ли шпион? Казну опустошили почти наполовину, гостей с Восхода и Заката пригласили столько, что замок напоминал переполненную бочку, крылья мельниц тщеславия и громких имен вертелись, не переставая, а уж сколько громких од с восхвалительным прологом и прославительным эпилогом было прочитано…
Неудивительно, что под конец новобрачные не выдержали и сбежали.
Сбежали не в одиночку – запасливо прихватив с собой кучу друзей. Кавалькада направилась в отстоящий в дне езды от Тарантии Руазель, старинное охотничье владение аквилонских королей, небольшой чистенький лесок. По моему твердому убеждению, траву на тамошних полянках каждое утро подстригают и красят зеленой краской, а олени и кабаны при встрече говорят друг другу: «Добрый день, почтеннейший!»
Самое подходящее место, чтобы устроить небольшую пирушку на лоне природы.
Говорят, что не делается в мире – все к лучшему. Может, пословица и справедлива. Как выскажутся через сотню лет о наших поступках летописцы и историки? Перечислят кучу совершенных ошибок и сквозь зубы признают, что мы по совершенной случайности добились кой-каких успехов? Например, король Аквилонии, достигнув возраста почти в сорок пять лет, остепенился. Правда, и здесь сделал все по-своему, приведя в Тарантийский дворец не наследницу знатного рода и не заграничную принцессу, а купеческую дочурку из Пограничья.
Думаю, варварское здравомыслие Конана в очередной раз одержало верх над соображениями этикета: из Дженны Сольскель получится не только замечательная жена, но и хорошая королева.
Поживем – увидим…
Тараск Эльсдорф выкарабкался и нынче ходит своими ногами, правда, теперь ему придется учиться справляться с оружием, ложкой и пером одной конечностью. Догадываюсь, кто озаботился распустить слушок, утверждающий, будто с Тараском поступили согласно заморийским законам – уличенному в краже вору отрубили правую руку.
В Немедии неразбериха царила почти до конца Первой летней луны. Ольтен – нынче ставший Нимедом Вторым – карал, миловал, вознаграждал, восстанавливал попранную справедливость и внушал подданным уважение к Закону. Среди прочих его указов мелькнул один, показавшийся мне весьма символичным: Ольтен решил сохранить знамя Рокода Полуночи, сделав его новым штандартом вице-короля.
Конан с приближенными побывал на коронации Эльсдорфа-младшего и потом долго ворчал, что пережитые испытания «этого сорвиголову» ничему не научили. Надо же, взять и широким жестом даровать почти приговоренному к смертной казни Тараску свободу, отпустив его на восемь сторон света! Просперо и я убедительно доказали королю, что такой поступок Ольтена гораздо разумнее, чем банальное повешение. Теперь никто не решится принять Тараска Эльсдорфа при своем дворе, в Кофе ему наверняка вежливо укажут на дверь, и кому он нужен – не сумевший удержать свою удачу?
Насколько мне известно, сейчас Тараск пребывает в Хорайе на должности командира захудалого гарнизона, мертвецки пьет и проклинает коварство судьбы.
Начинающийся мятеж Восходных провинций подавлять не пришлось: он прекратился сам собой, когда пришло известие о смене власти. Аластор Кайлиени вновь объявлен протектором, причем не только Заморы, но и Коринфии, о чем он не замедлил сообщить лично. Я не сомневался, что Кайлиени непременно объявится в Тарантии – не упускать же такой великолепный случай поесть, выпить и повеселиться за счет друзей?