Олаф Бьорн Локнит - Голос крови
Дженна сжала ладони в кулаки, не замечая, что ногти больно врезаются в кожу. Ящерица взмыла вверх, кружа над встрепанной головой Долианы Эрде и кромсая передними лапами с длинными когтями возникший перед ней густое переплетение зеленых и багряных нитей. Одноглазый маг, вскинув освобожденную от оков правую руку, быстро вычерчивал какой-то слабо светящийся знак. Зенобия сочла, что ксальтоуну и его зверюге сейчас изрядно не поздоровится, и, преодолевая сопротивление ставшего густым воздуха, потянулась к рукояти аметистового меча. Как только она сможет шевелиться, она схватит клинок и перебросит Конану.
Не поймает – сам виноват!
Сине-золотое существо внезапно преобразилось, став похожим на распластанное дымчатое облачко с огнистой каймой по краям. Изгибающаяся тень рванулась вниз, мгновенно окутав Дану с головы до ног и жестом играющего с добычей хищника подбросив вверх. Белое платье исчезло в клубящемся сумраке, и внезапно Дженна поняла – ее больше ничто не держит.
– Эй! – отчаянно завопила она, прыжком вскидываясь на угрожающе качнувшиеся под ней перила. – Лови!
В отличие от кинжалов мечи не приспособлены для метания, и Дженна бросила его на манер боевого топора – снизу вверх. Клинок взлетел, кувырнулся, зацепился навершием за ограждение и упал.
Двое бросились к нему, но Конан успел первым. Схватил, резким поворотом ушел от сокрушительного удара, отбил выпад – гномский меч протестующе взвизгнул, рассыпав сноп радужных искр – атаковал, заставив Тараска поспешно взбежать на следующую площадку лестницы, и попытался войти в рискованный ближний бой, когда раздался короткий, жалобный хруст.
– Ой, нет… – Дженна судорожно схватилась за рукоять собственного клинка, леденея при мысли о возможной схватке с Тараском Эльсдорфом. Аметистовый меч не выдержал, косо переломившись в верхней трети лезвия. Мгновение киммериец с безнадежной оторопелостью смотрел на оставшуюся у него в ладони рукоять с огрызком былого великолепного оружия.
В глазах Тараска вспыхнуло торжество. Черный клинок взлетел, описывая смертоносную дугу. Дженна невольно зажмурилась. Она не увидела, как варвар удивительно быстрым и гибким движением, весь извернувшись, за миг до неминуемой гибели выскользнул из-под удара и внезапно оказался прямо рядом с противником. Тараск даже не успел понять, что произошло: обрубок гномского меча (теперь, увы, похожий скорее на тесак, но по-прежнему острый, как бритва) обрушился на его правую руку чуть ниже локтя.
Дженна услышала удар и тошнотворный скрип, с каким сталь входит в кость. Глухой лязгающий звон означал, что один из противников выронил оружие, только кто? Она ожидала пронзительного вопля, но услышала глуховатый, недоумевающий вой, сразу оборвавшийся и сменившийся тяжелым ударом падающего тела.
– Йен! – резкий окрик заставил девушку мгновенно придти в себя. Голос принадлежал Конану. Дженна бездумно шагнула ему навстречу, споткнувшись о что-то длинное, коротко звякнувшее. Опустив глаза, увидела вороненый меч с гардой в виде лунного серпа, к рукояти которого прицепился странный, темно-красный предмет с торчащей изнутри желтоватой палкой. Запоздалая догадка заставила Дженну с отвращением попятиться: это обрубок человеческой руки! Пальцы по-прежнему сжимали обтянутую шершавой коричневой кожей рукоять, а былой владелец, потеряв сознание, привалился к ограждению лестницы, залив ступеньки своей кровью. – Дженна, спускайся! Все кончено!
Девушка замялась, прежде чем перешагнуть клинок с его жутковатым украшением, и в это мгновение мир качнулся, до краев наполнившись прозрачно-алым сиянием. Ослепительный, невероятно чистый свет резанул Дженну по глазам, она закричала, вскидывая руки, и оступилась, полетев вниз. Конан поймал ее, но не удержался сам, они упали на хрупкие перила, сломав их. Зенобия врезалась локтем в угол скамьи, да так, что слезы брызнули из глаз.
Она еще успела разглядеть косо тянущийся к небу алый луч и обрамленную зубцами вершину дворцовой башни, с торжественной медлительностью съезжающую вправо. Дженна не знала, послышался ей или нет чей-то безумный, истошный вопль. Так должно быть, кричит человеческая душа, расставаясь с телом или теряя нечто драгоценное.
Слово летописца.
В висящей над Замковой площадью тишине раздается мерное, неотвратимое цоканье подков по булыжнику – так ходит Кладбищенская Лошадь, призрак заброшенных могильников…
Пепельно-серый жеребец приближается к бывшему эшафоту, опаленному с одной стороны и словно надкушенному гигантскими зубами с другого. Я вижу рабирийского мага, на руках у него безжизненно висит грязно-белый сверток. Эллар спускается по ступенькам вниз, осторожно, не выпуская своей ноши, забирается в седло, небрежно протягивает руку, вынимая из всколыхнувшегося воздуха свой двуручник с серебряным полумесяцем вместо гарды, и трогает коня с места.
Он медленно пересекает площадь, минует приходящих в себя людей, приближаясь к нам. Звякают трензеля, фыркает лошадь, щелкают копыта. Мне холодно и жутковато, но все-таки я решаюсь поднять голову и взглянуть.
Рабириец увозит Дану Эрде. На миг возникает ее осунувшееся, очень спокойное и бледное лицо с закрытыми глазами, золотая цепочка, Алый Камень, потускневший и словно бы выцветший. Эллар придерживает коня, смотрит на нас… В моей голове все плывет, я никак не могу взять в толк, что случилось с его обожженной физиономией и почему он носит корону – тонкий стальной венец с тремя зубцами.
Скулит жмущаяся у моей ноги Чинкуэда. Наваждение пропало, и всадник на сером коне тоже исчез. Стража на воротах столицы потом клялась, что мимо них такой человек не проезжал – ни в первый день лета, ни в последующие.
– Не надо идти за ними, – мягко прозвучавший голос Тотланта обращался не ко мне, но с потрясающим успехом вернул нас с Цинтией на землю. – Мы им ничем не поможем.
– Он забрал мою дочь, – монотонно повторял кто-то. – Зачем он ее унес?
Стигиец вежливо, но непреклонно удерживал на месте Мораддина Эрде, упрямо порывающегося догнать уехавшего Эллара. Внутренний голос подсказывал мне, что Тотлант прав – Рабириец и Дана отныне не принадлежат никому из нас, и бесполезно их преследовать. Я присоединился к Тотланту, заплетающимся языком пытаясь втолковать эту печальную мысль герцогу Эрде. Думаю, он нас не понял, но смирился. Мы отвели его к покривившемуся помосту эшафота, оставив на попечение Райана Монброна, выглядевшего каким-то потерянным и постаревшим. Туда, к помосту, постепенно стягивались выжившие, не разбираясь, кто из них сторонник Тараска, а кто поддерживал Ольтена Эльсдорфа. Мне показалось, что я вижу светловолосую голову принца, но тут меня потянули за рукав.
