Пол Керни - Иное царство
— Его замок? — повторил Майкл, чувствуя на себе взгляд Котт — зеленых, светящихся, нечеловечьих глаз.
— Да. Он отсюда не очень далеко. Однажды мне довелось посмотреть на него сквозь окутывающие его туманы. Черный, высокий, как небольшая гора, а подножье окружают густые, сплетенные ветви деревьев. Я хотел подойти поближе, но испугался, и вера моя поколебалась. Пришлось отступить. Это место таит страшную печаль и силу. Будто земля там лопнула, и самая черная ее магия медленно просачивается наружу… А замок — струп на ране. И все же… все же…
Он помолчал.
— Вы ведь держите путь туда? В замок Всадника?
Котт положила руку на плечо Майкла, словно прося его промолчать, но он сказал:
— Да. Мы направляемся туда. У нас там есть дело.
— Дело! — глаза брата повеселели. — Думается мне, очень важное, раз привело вас на край жизни.
— Именно.
В очаге затрещали, рассыпаясь, головни. Брат Неньян заговорил, не вынимая трубку изо рта:
— Буду рад видеть вас моими гостями, пока вы не соберетесь с силами для того, что вас ждет впереди, — но он не отводил взгляда от огня, и Майклу показалось, что сначала он хотел сказать что-то другое.
Наступило утро, серое и сырое. В полужидкой грязи поляны виднелись только отпечатки сандалий брата Неньяна. Майкл проснулся с тяжелой, гудящей головой — ведь он уже много недель не спал под крышей. За окном он увидел, как Неньян задает корм своей живности: с плеча у него свисала сшитая из кожи сумка, и за ним с надеждой бежала стая кур, а петух вновь и вновь оглашал утренний воздух своей песней. Лошади жадно тыкались мордами в деревянную колоду, их дыхание завивалось белыми облачками пара. Хотя зима отступала, здесь она, по-видимому, оставила арьергард, который вступал в бой за каждый новый день.
Котт встала на цыпочки и потерлась носом о шею Майкла. Ее рука, еще хранящая тепло мехов, скользнула спереди по его штанам, сжала. Прикосновение это сразу возбудило его, но он отодвинулся.
— Не надо, Котт. Не здесь.
— А почему? Слишком святое для тебя место?
— Нельзя же при нем. Это его дом, и он священник.
Она невесело засмеялась, погладила его по вздувшимся штанам и отошла собирать вещи.
— Мы уедем сегодня? — спросила она.
Он смотрел на поляну. Между деревьями висел туман, как тюлевые занавески. В воздухе пахло дождем, все тело у него ныло от ран и слабости. Он чувствовал себя старым, непозволительно старым, изношенным, как рваный башмак. Ему хотелось снова укутаться в меха и проспать до конца серого утра.
— Нет. Останемся на день. Лошадям надо отдохнуть.
— Ах, лошадям! — протянула она насмешливо. — Ну конечно.
— Заткнись, — устало буркнул он.
На завтрак были лепешки с медом — лакомство, соблазнившее даже Котт. Неньян отвернулся, чтобы прочесть молитву над своей порцией, а Котт уже уписывала лепешку за обе щеки. Майкл попытался есть медленнее, но и он кончил задолго до того, как брат дожевал последний кусок. Ни слова не говоря, Неньян протянул им обоим еще по лепешке и налил в их кружки пенной пахты. Вкус ее вызывал в памяти шумные завтраки у теплой плиты в Антриме, стук сапог входящих и выходящих работников. Но виделись они смутно, будто сквозь грязное стекло.
— Я взял на себя смелость осмотреть твой меч, покуда ты спал, — сказал Неньян, берясь за вторую лепешку.
— Зачем?
— Края потемнели и отливают синевой. Его надо закалить. Железо в нем размягчилось.
— Ну и?
— Ну, так я закалю его для тебя. У меня есть кузница, и я могу развести жаркий огонь.
Майкл осмотрел Ульфберт. Красивые волнистые линии, оставленные ковкой на его поверхности, были точно струящаяся вода. Когда-то он читал об этом. Железные прутья скручивались и раскалялись снова и снова, чтобы как можно лучше очистить металл от углерода, сделать его похожим на сталь. Но, чтобы железо сохраняло твердость, его надо было время от времени вновь закаливать.
— Ладно, — сказал он.
Котт не пожелала даже подойти к кузнице, и бродила по поляне, разговаривая с козами и курами, пока Майкл помогал святому человеку разжечь древесные угли. Затем Неньян полчаса нагребал кучу мокрой глины, благо после дождя это было просто, и измерял ее мечом.
— Зазубрину эту я выправлю, а клинок чуть искривился. Этот меч видал виды — он одобрительно провел пальцем по лезвию, на мгновение став просто мастером. Кожаный фартук прятал сутану, лицо от холода разрумянилось, как у Санта-Клауса.
— Это был меч рыцаря. Я убил его, — сказал Майкл, не в силах дольше вести игру.
— Я знаю.
Неньян положил меч на угли, и Майкл принялся раздувать грубые кожаные меха. Каменный горн превратился в крохотное солнце красного и белого жара в тумане холодного утра, и вскоре Майкл вспотел, лоб у него горел, куртка все сильнее нагревалась. Котт напевала по ту сторону поляны. На углях плясали языки пламени.
— Достаточно.
Неньян извлек меч из огня и бросил на каменную наковальню, взял на удивление небольшой бронзовый молоток и принялся легонько им постукивать, наклонив лицо к раскаленному добела лезвию. Взлетали искры, но он словно не замечал их. Он щурился, вглядывался, его лицо залоснилось от испарины, а потом он вновь положил меч на угли и вытер виски. Майкл снова заработал мехами.
— Откуда ты знаешь?
Брат улыбнулся. (Майкл уже решил, что это наиболее естественное выражение его лица.)
— Такое прекрасное оружие есть лишь у рыцарей и знати. Ульфберт умер, когда нынешние старики еще не родились. И его мечи стали семейными сокровищами, переходили от отца к сыну. Я могу назвать тебе от силы три семьи, владеющие подобным оружием.
— Тебя как будто не тревожит, что я убил рыцаря твоей церкви.
— Кровопролитие тревожит меня всегда, но ты не кажешься мне закоренелым убийцей. Наши рыцари порой бывают излишне усердны. Судя по вашему виду, ты и твоя дама жили среди племен. Думается мне, вы могли быть втянуты в то, что вас не касалось.
— Может, так и было, — признал Майкл.
Вновь меч был извлечен из огня, но теперь брат Неньян вонзил его в кучу собранной им глины. Она зашипела, запузырилась, и поднялись облачка пара. Брат следил за ними с одобрением.
— В воде частенько образуется прокладка из пара, и металл остывает медленнее, чем надо бы. Глина куда лучше, ну и моча. А некоторые утверждают, что лучше всего закаляет кровь.
Майкл вытер залитые потом глаза. Горн дышал жгучим жаром, воздух над ним колебался.
— Почему все-таки ты пришел в Волчий Край?
— Я мог бы задать тебе тот же вопрос. И мог бы спросить еще и о том, откуда ты пришел.
