Пол Керни - Иное царство
— Некоторые выдерживают, — неожиданно сказала Котт. — Некоторые порождены ею.
— Неужели?
— Вирим говорят, что лес — супруга Всадника, и они дети его и деревьев, часть самой земли.
— А ты, дитя, что, по-твоему, есть ты? — с бесконечной мягкостью спросил брат.
Котт прожгла его взглядом.
— Я же сказала тебе, что я — ничто. Я то, что вирим называют полу-полу, а деревенские — подмененными.
— Нелегко оказаться между двумя мирами.
Котт промолчала и наклонила голову над чашкой с пахтой с неожиданной кротостью. Брат вновь перевел глаза на Майкла и измерил взглядом длину Ульфберта.
— По виду ты воин, но что-то говорит мне, что это не так. Племена все еще хранят долю наследия воинов — гордость, стойкость, которую не найти даже у рыцарей Церкви… Ты встречался с ними, с нашими воинствующими рыцарями?
— Я знаю про них, — отрезал Майкл. Этот святой человек начинал внушать ему недоверие. — Наши ответы — это плата за твое гостеприимство?
Брат Неньян словно бы искренне огорчился.
— Прости меня. Я вижу, что излишне любопытен. Опасность, которой трудно избежать при столь редких встречах в этой части мира. От случайных моих гостей я стараюсь узнать побольше, чтобы было над чем поразмыслить, когда вновь остаюсь один.
Они кончили есть в молчании, а снаружи сгущались синие сумерки, и воздух звенел от журчания воды, стекающей с верхушек деревьев. Их лица озарял огонь, становившийся все ярче по мере того, как угасал дневной свет. Вновь Майкл услышал волчий зов в надвигающейся тьме. Зов, полный тоски. Потерянная душа, заблудившаяся в дремучем лесу.
Котт помогла брату перемыть посуду с каким-то вызовом, словно подначивая его пойти ей наперекор. Она вытерла сырость, просачивавшуюся под дверью и поправила деревянный порог. Снаружи утоптанная земля поляны была залита дождевой водой, и лужи посверкивали в отблесках огня, падавших из окон. От ветра по воде бежала беспокойная рябь. Майкл увидел, что лошади укрылись под навесом, дальше в своем загоне кружили козы, куры устраивались на ночлег под другим навесом. Наступающая ночь казалась мирной. Если бы не колоссальность деревьев, он мог бы счесть, что находится в человеческой части леса.
Как способен человек жить тут год за годом, когда только смена времен года да капризы погоды отмечают ход времени? Когда-то ему казалось, что это путешествие будет своего рода идиллией, с замками и рыцарями, феями и гоблинами. Но все обернулось несколько иначе.
Ему вспомнился родной дом, ферма. Как давно это было! В ином мире.
«Да я бы хоть сейчас вернулся назад, — подумал он с внезапной злостью. — Бросил бы все, отправился бы домой, забыл про фей».
А Котт? А Роза?
Не все так просто и аккуратно. Это место перехлестывало в мир, который он называл своим. Вот почему он здесь. Не просто турист.
Отвернувшись от окна, он с изумлением увидел, что брат Неньян курит длинную глиняную трубку, обколотую и закопченную. Святой человек ухмыльнулся, показав крупные зубы с черными провалами между ними.
— Моя слабость это зелье. Я его выращиваю, хоть оно больше смахивает на труху.
Майклу вспомнилась чудесная трубка Муллана, красная, как свежая кровь. Но дым из трубки брата оказался на удивление душистым. Он объяснил им, что подмешивает к табаку разные травы, а смесь вымачивает в меду для благоуханности. У него на поляне стоят ульи. Пчел обитатели леса неизменно уважают. Кроме медведей, конечно. Но они тут — редкость. Однажды на краю освященной земли все утро просидел тролль и за кусок сот поведал ему длинное сказание. А из воска получаются лучшие в мире свечи. (Тут он указал на тонкие бледные палочки на полке почти у самого низкого потолка.) Но некоторые беседы лучше вести у горящего очага.
— Когда я сижу здесь по вечерам, — задумчиво продолжал он, — наедине с огнем и деревьями, я понимаю, что священник я никудышный. Вдруг понимаю. Моя вера достаточно крепка, чтобы отгонять зверей, если только это и вправду вера. Порой мне сдается, не любовь ли это к лесу и со всеми его ужасами. Жить тут, где не с кем словом перемолвиться, в дремучем черном лесу — для меня это мир и покой… Или даже молитва, — он внимательно посмотрел на Котт. — Вы говорите правду об этом месте — ты и твой народ. Лес живой. И особенно здесь. Он многое помнит.
Образ Розы, раскинувшейся среди листьев, мужчина на ней — Майкл опустил голову. А брат продолжал:
— Здесь в темные дни я видел конец первого похода братьев. Я видел, как они сплотились вокруг креста, а гоблины убивали их. Я видел непотребное пиршество, которое последовало затем. И я видел, как Всадник наблюдал за всем этим.
Лицо брата посуровело. Несмотря на мягкую округлость лица, он казался угрюмым, замкнутым, а отблески огня скользили по его лбу и щекам в прихотливой игре света и теней.
— Он иногда приезжает сюда, сидит на своем коне у края поляны и глядит, как я тружусь. Никакие мои молитвы, никакие знамения не понуждают его уехать. Видел я его и в глухие ночи, когда светила луна: вокруг его коня ластились волки-оборотни, а у него за спиной безмолвно толпились черные гоблины. Он сидит на коне и наблюдает. Но тут я начинаю думать о воспоминаниях леса, которые видел: как моих собратьев резали, точно скот, как оскверняли и уродовали десятки трупов, и это укрепляет меня. Я могу под этим безликим взглядом преклонить колени в десятке шагов от него и молиться… А трубка-то погасла!
Он нагнулся, чтобы разжечь ее снова веточкой, выхваченной из очага, и в наступившей тишине они наклонили головы, прислушиваясь. Ветер доносил что-то издалека. Неньян благодушно попыхивал трубкой, но глаза его под бровями поблескивали, как два камешка.
— Он… — это было сказано тихо, почти шепотом.
Топот копыт, еще далекий, но приближающийся. Лошадь летит галопом.
— Помяни дьявола, он тут и явится, — пробормотал Майкл присловие деда.
Все ближе… Они подняли глаза к потолку, осознав, что копыта стучат по воздуху вверху на высоте древесных крон. На миг топот раздался прямо у них над головой — негромко рокочущий гром, и Майклу почудилось, что кровля содрогается. Затем стук начал удаляться и замер в лесу.
Неньян засмеялся.
— Вот так он скачет тут почти каждую ночь по пути в свой замок. Мне кажется, я заноза у него в боку. Зуд, который он пока не может унять.
— Его замок? — повторил Майкл, чувствуя на себе взгляд Котт — зеленых, светящихся, нечеловечьих глаз.
— Да. Он отсюда не очень далеко. Однажды мне довелось посмотреть на него сквозь окутывающие его туманы. Черный, высокий, как небольшая гора, а подножье окружают густые, сплетенные ветви деревьев. Я хотел подойти поближе, но испугался, и вера моя поколебалась. Пришлось отступить. Это место таит страшную печаль и силу. Будто земля там лопнула, и самая черная ее магия медленно просачивается наружу… А замок — струп на ране. И все же… все же…
