Джеймс Клеменс - И пала тьма
— То есть кровь принадлежит животному?
Геррод отрицательно покачал головой.
Катрин забрала у мастера клочок меха. Опаленный горностаевый плащ все еще висел в ее шкафу, ожидая чудесного возвращения Мирры.
— Если кровь не принадлежит ни человеку, ни животному, то тогда…
— Кровь бога, — кивнул Геррод. — В ней безошибочно различаются остатки Милости.
— Так чья именно кровь? — тревожно шагнул вперед Перрил.
— Вот тут кроется загадка. Как у всякого уважающего себя алхимика, у меня есть репистолум — копилка, где сохраняются капли гумора всей великой сотни.
Катрин кивнула. Она бывала в лаборатории Геррода и видела его репистолум: восемь сотен крохотных хрустальных кубов, не больше ногтя, которые стояли на специальных полках вдоль стены. Каждый куб содержал каплю драгоценного гумора.
— Я проверил кровь с меха, и Милость в ней не принадлежит ни одному из богов Мириллии.
— Без сомнений, это ошибка, — нахмурился Перрил. — Если кровь не принадлежит одному из сотни… — Он внезапно понял, куда ведет продолжение фразы, и его лицо побелело.
— Тогда это кровь одного из бродячих богов окраинных земель, — мрачно закончила Катрин.
Ей с трудом удалось удержаться от желания отбросить клочок меха куда-нибудь подальше. Бродячих богов считали необузданными созданиями, живущими в безумии и раздоре. Они не связывали себя с определенным царством, а их гуморы не поддавались определениям четырех общепринятых элементов. Прикосновение к ним грозило мгновенным помешательством, а осенение их гуморами приравнивалось к самым темным Милостям.
— Опасности нет. — Геррод заметил ее отвращение и забрал из рук девушки клочок. — Милость уже давно потеряла силу, остался лишь слабый ее след.
— Но когда-то же она имела силу? — спросила Катрин. — Аргент упоминал, что смотрительница Мирра выказывала признаки слабоумия и они с сиром Генри вроде бы обсуждали это. Неужели она связалась с такой скверной?
В ответ мастер-калека высказал предположение, что смотрительница ничего не знала о подсунутой ей крови и именно та стала причиной помрачения ее разума.
— Отравлена Милостью, — с содроганием подытожил Перрил.
Катрин никак не могла заставить себя поверить в подобный ужас.
— Но по правде, я не могу с полной уверенностью сказать это, — поднял руку Геррод. — Мне необходимо продолжить изучение. Я хотел бы осмотреть весь плащ, вдруг там найдутся еще подсказки.
— Конечно. Он в моем шкафу.
Катрин подошла к двери в спальню, но стоило ей коснуться ручки, за дверью раздалась какая-то возня. Девушка рывком распахнула дверь и обнаружила там отпрянувшую Пенни. В руках служанка держала стопку постельного белья.
— Госпожа… — Торопливый поклон помог служанке удержать ее ношу.
— Пенни, что ты делаешь здесь?
Переселившись в покои смотрительницы, Катрин оставила при себе и служанку Мирры.
— Ты подслушивала?
Вопрос получился более резким, чем она желала, но Катрин сильно удивилась, ни с того ни с сего обнаружив Пенни в своей спальне. С другой стороны, та всегда появлялась ниоткуда.
— Нет, госпожа, тысячу раз нет! — Пенни с круглыми от страха глазами снова присела в поклоне. — Я как раз закончила менять белье и тут услышала, как вошли вы с мастером Роткильдом и сиром… сиром Перрилом. — Она метнула обожающий взгляд на юного рыцаря. — Госпожа Мирра не терпела, когда я мешала ей принимать гостей. Поэтому я осталась переждать в спальне.
Катрин нахмурилась от досады на свою промашку. Зная, какие подозрительные дела будут обсуждаться, нужно было сперва убедиться, что никто их не подслушивает. Но она еще не привыкла к присутствию в покоях служанки.
— Я умоляю вас всех о прощении, — опустила голову Пенни. Выбившиеся из-под кружева белого чепца кудри скрывали ее лицо.
Катрин потянулась было потрепать ее по плечу, но опустила руку.
— Тебе лучше вернуться к своим обязанностям, Пенни.
— Да, госпожа, конечно. — Еще один поклон.
Катрин подвинулась, чтобы дать девочке пройти, но Геррод остановил служанку:
— Подожди, Пенни. Я задержу тебя еще ненадолго.
После вопросительного взгляда на Катрин служанка повернулась к мастеру.
— Да, мастер Роткильд.
— Пенни, тебя допрашивали после исчезновения смотрительницы Мирры?
Ему ответило долгое молчание, а когда девочка наконец заговорила, ее язык плохо поворачивался от страха.
— Да. Я сидела перед красными мантиями.
«Мастера истины», — догадалась Катрин. Она знала, что допрашивали всех без исключения. Ее саму подвергли опросу, поскольку она говорила с Миррой незадолго до исчезновения. Катрина сняла из шкафа горностаевый плащ и вернулась в гостиную.
При ее появлении Геррод протянул руку, и девушка передала плащ ему.
— Можешь ли ты вспомнить, брал ли еще кто-нибудь плащ Мирры? Особенно в последнюю четверть луны перед исчезновением твоей госпожи?
Лицо Пенни сморщилось.
Перрил подошел к ней, взял у нее из рук кипу белья, присел рядом и сложил на стопке руки.
— Тебе нечего бояться, Пенни, — с теплой улыбкой заверил он. — Ты не сделала ничего плохого. Но нам надо это знать.
На щеках Пенни выступил слабый румянец, и она чуть отвернулась от Перрила, как от солнца, на которое больно смотреть.
— Я не могу ничего сказать. В конце лета я проветривала меха госпожи Мирры на балконе, а в остальное время они хранились в шкафу. — Девочка бросила взгляд на Катрин. — Как сейчас.
— Значит, никто к ним не прикасался?
— Нет, мастер Роткильд.
Во время разговора Геррод со всех сторон осматривал плащ. Он повернул его изнанкой и указал на внутренний карман. На подкладке виднелось коричневое пятно, сам карман оказался пуст.
Пенни наблюдала за каждым его движением — ее явно завораживало тихое жужжание доспехов. Будучи добросовестной служанкой, она тут же распознала пятно и, прикрыв маленькой ладошкой рот, в ужасе запричитала:
— Надо замочить его в выжимках лимона! Госпожа Мирра так на меня рассердится! Я надеялась, что хорошо отчистила его.
Геррод встретился глазами с Катрин и взглядом указал на служанку.
Девушка-рыцарь опустилась рядом с ней на одно колено.
— Ты знаешь, как появилось пятно?
Пенни закусила губу.
— Госпожа Мирра не хотела, чтобы я об этом кому-то рассказывала, — еле слышно прошептала она.
— Но теперь смотрительница пропала. Возможно, с ней случилось что-то плохое, — уговаривала Катрин. — Если тебе известно что-то, ты обязана нам рассказать.
