Вениамин Шехтман - Мэджик юзеры
— Я его еще до тебя знал. Только дозировку поменял. Там надо брать лоскуток змеиной кожи и кусочек коры. Совсем маленькие — как-никак, это предполагалось глотать.
***
Внутрь сразу лезть не рискнули, побоялись что обвал может возобновиться. Заночевали в лесу возле пещеры. Дима в этот раз без всякой опаски рухнул на землю — вряд-ли тут еще оставались ядовитые змеи, поджидающие, когда он на них навалится, чтобы с полным правом укусить.
Заснулось хорошо, но вот спалось плохо. Сны Дима любил, поскольку кошмаров никогда не видел, а напротив, что ни ночь, наслаждался спокойными и жизнеутверждающими видениями. Не очень четкими, не слишком сюжетными. Ему никогда не снились длинные "кинофильмы", такие, какие не стыдно проснувшись и, если повезло запомнив, пересказать другим. Короткие, спокойные сценки, отдельные мягкие образы, а то и просто одно только ощущение уюта, вот что наполняло его ночи. Полет, купание, здоровый секс. Неважно, что варилось в голове днем — ночью Дима отдыхал.
В эту ночь, вышло иначе. Внятности в снах не прибавилось, но напрочь исчез присущий им и, как он полагал обязательный, умиротворяющий эффект. Не было ни теплого ветра, ни бегущих по разноцветным камушкам ручейков. Что-то его щупало, пыталось договориться. Обдавая сырым холодом сулило важные для пришельца, но дикие и чуждые на Димин взгляд блага. Предлагало гешефты, только Дима совершенно не понимал, что должен со своей стороны сделать он и почему должен остаться доволен тем, что предлагалось взамен. Он вовсе не испытывал радости от того, что сможет погружаться в удушающие кровавые водоемы, зачем ему? Показывало картинки, завлекательные, но липкие и создававшие впечатление — переверни их, а там вперемешку золотая нить и рыбьи кишки, тугая плоть и выдавливающийся из омертвелых фурункулов гной.
И запахи. Никогда прежде, Дима во сне запахов не чувствовал. Здесь же, они были основой видений. Никаких ароматов — зловоние. Испарения бьющегося в лихорадке тела, влажное растительное гниение, мускус хищников.
Дима во сне плевался, сулил недоброе и добился-таки своего. То, что его мучило, потеряло к нему интерес, а напоследок оттолкнуло, да так, что Дима самым натуральным образом откатился и стукнулся головой о торчащий из земли корень. От чего и проснулся.
Заругавшись, Дима выпутался из спальника, яростно протер кулаками воспаленные глаза. Сомнений в источнике кошмара у него не было. Шаман Орово, сумел-таки пустить в ход свою силу. Не иначе, когда змей звал, подготовился. Дима, уже представляя, как он со всей дури пнет колдуна в коричневое брюхо, натянул кроссовки и шагнул туда, где оставил почивать связанного Хорхе-Педро. Увидел колдуна. И не пнул.
В совсем слабом, красном свете догорающего костра, он разглядел, что шаман не спит. Но и не колдует. Хорхе-Педро выглядел напуганным и несчастным. Куда более несчастным, чем когда мучился от насланной Вальдесом рези. Тараща глаза, шаман трясся, а по впавшим бледным щекам струились слезы. Дима никогда раньше не видел, чтобы кто-нибудь так ревел. Беззвучно, но с такой интенсивностью, будто у него было специальное клоунское устройство — нажми грушу в кармане, из трубочки за ухом брызнут "слезы".
Дима вынул изо рта шамана изгрызенный кляп, успокаивающе погладил шамана по голове.
— Чего ты, Хорхе?
— Нельзя ко мне в сон, нельзя! Я хожу в сны, нельзя чтобы ко мне! Нельзя брать меня, нельзя такое хотеть, нельзя такое просить! — голос шамана сорвался, он закашлялся, жадно глотнул ртом воздуха, заскулил.
— Ну-ну-ну… — заворковал копируя виденные им у мам с младенцами манеру Дима, — Ничего, все-о уже прошло. Все на-а-арма-ально. — он отошел к костру, вернулся с недопитым вечером кофе, напоил шамана. — Давай, успокаивайся. Мне тоже какая-то хрень снилась, так я грешным делом, на тебя подумал. Аж обратно засыпать не хочется. Ладно, скоро рассвет, досидим.
Дима проверил как там Вальдес и Перон. Негр улыбался во сне и постанывал, сон ему снился хороший. Индеец тоже не мучился, спал как обычно, шумно причмокивая, всхрапывая. Не трогая их, Дима сел рядом со связанным шаманом и до утра сидел, слушал как ночные обитатели леса сдают вахту дневным.
Проснувшийся Вальдес, был бодр, весел и торопил закончить квест.
— Да полезем мы в эту дырку, полезем. Не волнуйся.
— Не могу не волноваться! Такой чудесный сон видел: там как раз для меня все приготовлено, понимаешь? Отличные, огромные… не знаю какие еще возможности. Я ж все сомневался, не впустую ли мы столько времени сюда добирались, а теперь точно знаю — вовсе не впустую. Чувствую — мое, понимаешь?
— Твоей бы харей, да медку хлебнуть. — насупился Дима. — Мне-то вот, совсем другое снилось. Ну да, чего там. Пошли!
Но никуда не пошли. Потому что Хорхе-Педро, идти отказался наотрез. Он вырывался, норовил пнуть или боднуть помыкавших им, а освобожденный от кляпа, выразил согласие на немедленную смерть, пытки и разбитую голову, но только в пещеру он не пойдет. И тащить себя не даст — откусит язык и кровью захлебнется, но в пещеру ни ногой!
— Ну и жди здесь, если такой робкий. — пожал плечами Дима и прикрутил шамана к дереву, внимательно проверив — крепко ли.
Посмотрев на коллегу, Перон тоже отказался идти. И, хотя в его словах фальш не то что чувствовалась, но и даже не особо скрывалась и то, что Дима точно знал — спал Перон без всяких треволнений, решили чтобы не задерживаться, уважить лже-колдуна.
— Смотри, — сказал Дима, затягивая узлы на веревке, которой привязал Перона неподалеку от шамана Орово. — Торчать тут, хорошего мало. Сеткой я вас накрою, но если что, комаров от вас отгонять некому будет. Начнут есть — с ума свихнешься ведь. Может, бросишь капризничать и с нами пойдешь?
Перон отказался. Вальдес, а за ним и Дима, пролезли в проем и скрылись в темноте. Тогда, вождь и шаман что-то одобряюще сказал Хорхе-Педро и рассмеялся.
***
— Вот фонари бы нам, очень не помешали. — сказал Дима. — Я этим факелом дурацким, чуть себе рожу не опалил.
— Ты прав. Надо было мне гнилушек найти. Сделал бы волшебный огонь. Помнишь такой?
— Помню. Говно, а не огонь. Свет слабый, только воняет и гудит.
Вальдес не ответил. Он спускался первым и первым же увидел зал. Круглая многометровая полость, ровная как бильярдный шар наизнанку, такая блестящая и белая, что света одного факела хватило, чтобы осветить ее всю. Вальдес, осторожно, боясь поскользнуться, ступил на вогнутый пол. Но наросшая за тысячу лет соль, покрыла пол и стены тоненькой шершавой пленкой. Вальдес вышел на середину зала и высоко подняв факел, осмотрелся. Ничего, только на полу и вовсе не в центре, что было бы ожидаемо, а так, в произвольном месте, стоял небольшой каменный не то сундук, не то саркофаг. Ровно обтесанный, без резьбы или рисунков.
