Игорь Смирнов - Гармана
Лоэр застонал, уткнувшись лицом в стену. Потом резко обернулся:
— А Квин? Что с Квином, Бун?
— Жив ваш Квин. Только после смерти Барета не может говорить… Да, и вот еще что, Лоэр. Слушайте же! Однажды к Гару Эрганту подошла эрина. Лицо ее было закрыто — одни глаза. Она передала примэрату вашу записку, в которой значилось: «Гар, прошу тебя верить этой эрине, как мне» — и ваша подпись… Подождите, не перебивайте. Ваш брат сообщил мне ее имя. Это — Виния Эроб. Правда ли, что она выполняла ваши поручения?
— Да нет же! — Лоэр заметался по подземелью. Только теперь он понял в полной мере свою вину. Да разве мог он предполагать, что Виния пойдет на такой дерзкий шаг, даже имея в руках записку, в шутку сочиненную для Эоры? — Нет, Бун! Вы хорошо знаете, кто такая Виния, и явилась она к Гару для нового злодейства! — Лоэр бросился к Харту и схватил его за плечи. — Вам надо немедленно возвращаться! Берегите наших друзей! Спасайте Гара!
6. В СУРТЕ
Нормальная жизнь в Стране налаживалась с трудом. Если в столице положение стало более или менее устойчивым, то в регионах особенно дальних, дело обстояло не совсем благополучно. Приходилось отправлять туда людей, облеченных большими полномочиями; эти люди, вырвавшись из-под жесткого контроля примэрата, делали свое дело не всегда добросовестно, увлекались данной властью, вином и посещали сомнительные заведения. Гар Эргант строго наказывал нерадивых, посылал новых людей, и сам не раз ездил — в Риос, Руну, Нок и даже в Эль. К тому времени уже большинство гарманов стали рептонами, у многих тяжелый период перехода закончился, многих с песнопениями отправили в страну вечного мрака, а оставшиеся в живых никого не узнавали, заново знакомились между собой и настороженно оглядывали дворцы и храмы, сады и парки, дивясь их величественности и нисколько не задумываясь над тем, откуда все это. Да и мог ли возникнуть такой вопрос, поскольку все это уже было с первого дня их прозрения, все это можно было видеть, трогать руками и пробовать на прочность. Пока они не задумывались и над тем, что станет после того, как сломается железный меч, когда разрушатся дома, зачахнут парки. Такие вопросы возникнут потом, а сейчас их больше интересовало другое: одни ли они здесь или есть и другие подобные селения; если есть, то кто их обитатели, не коварны ли они, не помышляют ли о набегах и побоищах? Вскоре убеждались, что не вольны в своих действиях, что, оказывается, существуют над ними начальники, которые дают не совсем понятные распоряжения, над этими начальниками есть начальники, а над теми — самый большой начальник, именуемый непонятным словом «Примэрат». Его иногда видели, и он внушал трепет. Может быть, он и создал здесь все, на что не способны простые смертные? Кто же он и кто те, что распоряжаются их временем и свободой? Они говорят: что можно, что нельзя, что делать сегодня, что завтра. Рептоны стали привыкать с своему положению, многое усвоили — если не сознанием, то приобретенными навыками, — но не всегда следовали наставлениям свыше и часто не понимали, почему их наказывали за те или иные проступки. Гар Эргант за время правления успел сделать многое. Он достиг относительного порядка строгостью. Однако удовлетворения не было. Он видел, что люди выполняют его распоряжения не из сознания необходимости, а из боязни. Теперь все реже приходилось видеть вокруг себя открытые дружеские взгляды, особенно среди членов Народного Собрания, и это вызывало тревогу.
Однажды старейшина прислал к нему представителей с сообщением о дне созыва Народного Собрания, где должен был решаться давно назревший вопрос об отношении к делам примэрата. В Сурт потянулись посланцы из ближних областей. В назначенный день задолго до открытия Собрания центральная площадь столицы гудела подобно прибою, изредка слышались угрожающие выкрики и призывы выступать против нынешнего примэрата. Но стоило Гару Эрганту взойти на место ответчика, как кругом воцарилась небывалая тишина. Поднялись на свои места члены Народного Собрания. Старейшина неторопливо, растягивая слова, стал излагать в хронологическом порядке деяния Гара Эрганта, тут же давал им оценку, ссылаясь на предварительные обсуждения, и, наконец, предложил высказываться всем присутствующим. Народ пугливо молчал. Воспользовавшись этим, инициативу перехватили враги примэратов — переодетые под простолюдинов гнофоры. Их оказалось много, и заговорили они о жестоком отношении нынешнего главы государства к народу, который всемерно заслуживает мягкого отношения и сочувствия; припомнили и то, что почтенный эрат Горан потому и покинул Сурт, что был не согласен с жестокостью Эрганта; указывали на беззаконное изгнание из столицы некоторых уважаемых горожан и на добровольный уход таких же уважаемых горожан, которые не могли вынести тяжелой атмосферы, созданной главой Гарманы. Они припомнили все, эти исконные недруги примэратов, и во всеуслышание заявили, что давно настало время убрать Гара Эрганта и предать его суду за лютое отношение к многострадальному народу.
В самый напряженный момент перед членами Народного Собрания внезапно возникла сухопарая фигура почтенного эрата Горана, который тот час поднял руку, требуя тишины.
— Я предвидел это, — с прикашливанием сказал он, — и потому пришел сюда. Вот он, самовластитель! — Эрат Горан ткнул палкой в сторону Гара Эрганта. — Стоит на месте ответчика и безмолвствует. Да какой он самовластитель? Самовластитель запретил бы это сборище и не стоял бы на столь позорном месте, слушая ваши крамольные речи!.. Я знаю эрата Эрганта с момента появления его на свет и кому как не мне порицать или защищать его? Так слушайте старого Горана. Сей человек — ваш спаситель. Сей человек, коего вы осуждаете, ваш истинный друг прежде, и лишь после — ваш повелитель. Намерения его всегда были чисты и непорочны, и преданность Гармане беспредельна. Многолюдная площадь неуверенно погудела и затихла. — Так вам ли осуждать, эраты, деяния того, кто видит дальше вас и уверенно ведет вас тернистым путем, в конце которого ждет светозарное благоденствие? Не нойте подобно глупцам и не ропщите в один голос с недругами примэратов! За терпение в великом труде и послушание ваши дети и внуки принесут вам в благодарность все лучшие цветы Страны. Это говорит вам старый Горан!..
Из Народного Собрания Гар Эргант вернулся во дворец уже под вечер и прежде всего навестил выздоравливающего Квина. Тот уже вставил, лекарь позволял ему прогулки. Он сильно осунулся, кожа стала зеленоватой и прозрачной, держался он замкнуто, постоянно искал уединения и все чего-то боялся. После смерти Барета он потерял голос, и все попытки лекаря пока ни к чему не привели. Гара Эрганта Квин не избегал, хотя, кажется, особого желания быть с ним не испытывал. Однажды он озадачил примэрата, написав тростниковой палочкой всего пять слов: «Это был не эрат Лоэр». Конечно же, он имел в виду Барета.
