Сергей Костин - Охотник за бабочками
— Я урод. Я не гражданин. И мне не нужно твое состояние.
Тяжело об этом говорить, но я во всех трех пунктах даже ни грамма не соврал. Что касается первых двух, то все и так понятно. А насчет наследства… На кой хрен оно такое нужно, если можно и жизни лишиться.
Куча сваленных гостей зашевелилась, и из-под нее выполз Вениамин.
— Братишка. Если ты уважаешь свою семью, ты должен ее найти!
— Да плевать я на всех вас хотел, — это потяжелее будет, но мне не улыбается встретиться лицом к лицу с КБ.
Из груды вылез Жора.
— Если ты любишь свою Родину, если любишь Землю, ты просто обязан вернуть ее!
— И на Родину и на Землю, тьфу, тьфу.
За такие слова, кстати, немедленно отправляют в поселенцы. А я и согласен. Уж лучше поселенцем на неизведанных планетах, чем косточками в чужой почве.
— Да, — поддакнул Кузьмич, который всегда был со мной, — Тьфу, тьфу.
Куча в последний раз развалилась, и показался лично Министр Культуры гражданин Медведев с собственной супругой и всем семейством. Они дружно набрали в легкие воздух и сказали:
— Если ты настоящий охотник за бабочками, то должен найти ее!!!
Я закрутил пальцами, пытаясь сообразить, что бы такого ответить. Кузьмич всеми силами старался помочь, но и у него ничего не приходило на ум.
Все оставшиеся при памяти гости, потирая ушибы, ткнули в меня пальцами и хором заскандировали:
— Если ты настоящий охотник за бабочками, ты должен найти ее!
А когда к ним присоединились дворецкие, Большой оркестр Земной Армии и Флота, охранники, и даже Кузьмич, пряча от меня глаза, стал подпискивать общему хору, я сдался.
— Ладно, — сказал я, — Так и быть. Найду.
Министр культуры бросился ко мне с объятиями и чуть не задавил насмерть. Под такое дело я тут же вытребовал у него при успешном завершении моего похода вечного статуса полноправного гражданина и принятия в парламенте закона обеспечивающего мою безбедную старость. Министр клятвенно побожился, что сделает все, что я прошу, лишь бы бесценный экземпляр, — в этом месте он мне заговорщицки подмигивает, — остался на Земле. Можно даже в мертвом состоянии.
Потом меня долго тискал паПА, братья, кое-кто из гостей, кто не побрезговал. Музыканты оркестра все до одного пожали мне руку и сказали, что всегда готовы принять меня в свои музыкальные ряды. Охранники в мою честь пальнули из винтовок по потолку, расписанному лучшими мастерами прошлого века, а потом стащили с голов мохнатые шапки, стали подкидывать их вверх и орать: — «Комон эврибади», — непереводимый солдатский сленг. Кузьмич шепнул, что не бросит меня никогда. А дворецкие в знак признания моих мнимых достоинств щелкнули меня слабым разрядом тока. Каждый из ста восьмидесяти пяти.
Я не стал дожидаться окончания банкета и ушел к себе. Сопровождал меня только Кузьмич. Но перед уходом я сказал паПА, что вылетаю завтра раненько утром, и что возьму с собой все необходимое из семейных кладовых нижнего уровня. ПаПА, конечно, согласился, и напомнил, чтобы я не забыл взять с собой в дорогу, по старой доброй традиции, немного дерьма.
Я не стал поправлять паПА. Обычно в дорогу берут не его, а горсть земли родной. Так написано в большой Галактической Энциклопедии. И это правильно. Представляете, если каждый оправляющийся в дальнюю дорогу возьмет с собой хоть немного дерьма? На всех не хватит.
Уже у себя на этаже, я неожиданно почувствовал, как ко мне возвращается чуть незабытое чувство охотника. Это не объяснить словами, это нужно ощутить. Азарт. Адреналин. В висках стучит.
Я быстренько принял душ и пошел в спальную комнату. После столь насыщенного дня жутко раскалывалась голова, а мне не хотелось завтра быть не в форме.
В спальной комнате я застал Кузьмича, который самым бессовестным образом забрался с ногами на мою постель, прыгал по ней и орал во все горло:
— И кометы, и солнечный ветер,
И метеоритных дождей полет,
Тебя, командир, работа
В Дьявольские Дыры зовет…
Иногда на него находит. Поэт хренов.
Спихнув Кузьмича с кровати, я залез с головой под одеяло, и подумал. Может быть, это и к лучшему? Пойти и найти ее. Может именно без этого я не смогу жить? Разве возможно забыть, как мягки ее волосы? Какое горячее у нее дыхание. И даже, как красиво, как аристократически она сморкается.
Я найду ее. Запросто. Как два закрылка облить горючкой.
Ведь я профессиональный охотник за бабочками.
Утром, ни с кем не попрощавшись, прихватив походный контейнер и Кузьмича в придаток, я пробрался к гараж, растолкал Вселенский Очень Космический Корабль и приказал начать предполетную подготовку.
Это только салаги думают, что взлететь так просто. Сел и поехал. Ничего подобного. Необходимо переделать кучу дел. Прикрепить на обзорном стекле голографию Ляпушки в лучшие минуты ее жизни. Смеющуюся, и еще счастливую. Рядом подвесить утепленную корзинку для Кузьмича. Он ей, впрочем, не пользуется, но всегда настаивает, чтобы она рядом была. Что еще. Прикрутить болтами к полу Ляпушкин каравай, который, тот же Кузьмич, без спроса, позаимствовал у паПА. Волк по этому поводу слегка обиделся. Но я справедливо полагал, что запасные системы жизнеобеспечения не помешают.
Пополнить Корабль последними сведениями из Большой Галактической энциклопедии, в частности, картами, маршрутами, новыми созвездиями и планетами. Мало ли встретиться по дороге.
Не забыть намалевать еще одну звездочку на широком борту Волка. Он сам об этом попросил. Сказал, что ему будет приятно иметь память о посещении Земли.
Перед закрытием входного люка выплюнуть на пол гаража бубльгум. Плохая, знаете ли, примета, тащить с собой в открытый космос всякую гадость. Вымыть руки с мылом и почистить зубы. И посидеть на дорожку.
Вот, пожалуй, и все приготовления.
Усевшись в командирское кресло, я открыл свеженький бортовой журнал, и написал:
— «11.03…75 гг. 04часа 32 мин. По Зем. Врем. Прощай Родина».
Ничего умного больше на ум не пришло, и, посчитав, что и этого достаточно, помахал пером, убрал бортовой журнал подальше с глаз долой. Все равно никто не станет читать то, что написал урод, а я сам и так все буду знать. А забуду, так или Корабль напомнит, или Кузьмич.
Поскучав в кресле еще тридцать минут, я не выдержал:
— Так мы взлетаем или как?
Корабль издал звук удивленно взлетающих ресниц.
— Там мы, командир, вроде только тебя и ждем! Лично я от нетерпения снова увидеть звезды аж маслом исхожу.
Это они обо мне так заботятся. Пусть, мол, командир попрощается в тишине с родным домом, вспомнит все хорошее и плохое. Что б на сердце в полете легко было. Молодцы.
