Сергей Костин - Охотник за бабочками
А Ляпушка не унимается. Ревом изводится, да из рук моих вырывается.
— Отпусти, — говорит, — Отпусти ты меня ирод проклятый. Или не понимаешь, что происходит?
То, что я ирод, понимаю. А то, что происходит — отказываюсь понимать.
— Как был ты дураком и уродом, — продолжает дальше разглагольствовать куколка, — Так и останешься им на всю свою сознательную жизнь. Ты думаешь, я ради тебя в коконе распроклятом два столетия томилась? Ты думаешь, ради глаз твоих идиотских в деву красную превратилась?
Я внимательно посмотрел на Ляпушку. Если так и дальше орать станет, то точно красной станет. Одно непонятно, причем здесь многолетнее ожидание в глубине моих бирюзовых глаз? Сума что ль сошла? Но послушаем, что там она еще путного скажет.
— Да они же, эти две дуры, мой кокон ножичками исполосуют. Огнем сожгут. В мусороприемнике переработают.
Тоже невелика беда. Я раз в год свои старые вещи постоянно выбрасываю. А тут совсем уж вещь никчемная. Я уж и сам кокон хотел под горшки цветочные приспособить.
— Командир.
Я взглянул на Кузьмича, который одновременно отрицательно кивал головой и пальцем. В его понимании это означало, что кто-то из нас не прав. По всему выходило, что я.
— Кокон? — внезапная догадка посетила мою светлую голову.
— Ну, конечно же, — разом вскрикнули Ляпушка и Кузьмич.
Я хлопнул себя ладонью по лбу.
Точно. Вот она причина куколкиных слез и криков. Кокон. Ведь если эти мерзавки его уничтожат, то нарушится защита установленная и тогда…
— … и тогда!!!
— Точно! — обрадовались Ляпушка и Кузьмич моей догадливости.
Мы вскочили с мест, переглянулись и бросились к выходу.
Но не успели.
Порхающие вокруг дворецкие неожиданно вспыхнули красными сигнальными лампочками, что означало присутствие в доме не званных гостей. Вооруженная охрана с криками вбежала внутрь зала, беспрерывно по кому-то стреляя. Двери автоматически захлопнулись, и солдаты стали возводить перед ними баррикады из столов и прочей мебели.
— Что? Что случилось? — кто кричал, не помню. Кажется, кричали все. И паПА, и гости, и даже дворецкие.
По неясным, отрывочным сведениям разобрались, что дом подвергся нападению. Кто нападал, зачем нападал, непонятно. Солдаты орали, что пора отступать. Что силы противника слишком превосходящие. Что они, вообще, не нанимались помирать здесь и требуют незамедлительный расчет. А когда паПА отказал им, и намекнул, что необходимо до конца выполнять условия по контракту, то солдаты насупились и сказали: — «Кто не был, тот будет. Кто был, не забудет!» И погрозили паПА кулаками.
Свет потух. Дворецкие пытались включить резервное освещение, но ничего не получилось. Зал и всё находящиеся в нем погрузилось во тьму. Я почувствовал, как Ляпушка прижалась ко мне всем телом и зашептала, обжигая ухо горячим своим дыханием.
— Еще бы немного. Еще бы чуть-чуть. Ведь последние три дня остались. Так нет. Не выдержала я, непутевая. Тебя пожалела. Последние три дня… Самые трудные. А потом бы домой. Я ведь так давно не видела своего папу.
Я гладил ее по шелковым волосам, пытаясь успокоить. Пока ничего страшного не произошло. Подумаешь, вторжение. Есть армия. Есть флот. Есть, в конце концов, Большой оркестр Земной Армии и Флота. И кто бы ни пришел не званный к нам в дом, тот получит, без всякого сомнения, по заслугам.
Примерно это я и выложил Ляпушке.
— Ты не понимаешь. Этого не остановить. Ведь это даже не невидаль вселенская. Это нечто хуже. Гораздо хуже. Ты всего не знаешь. Это ведь даже не обратный чендьж на билет. Слушай меня соколик мой, и не перебивай.
Я как-то и не пытаюсь. Перебивать-то уже и нечем. Самому страшно стало.
— Ты сейчас не противься ничему. Не вылезай на передний план и голову свою глупую не подставляй. Все равно ничего не изменишь. Одно скажу, если люба я тебе, если хочешь исполнить свое обещание, данное моим родителям, то ищи меня у КБ железного. Только сразу к нему не лети. Без толку. А отправляйся во вселенную «девять-девять-девять». Разузнай перво-наперво, как одолеть его можно. Спасешь меня, и буду я навечно твоей, вот те зуб.
Куколка бывшая точно с рельс съехала. Ахинею какую-то несет. Да во всем космосе нет такой вселенной с нумерацией «девять-девять-девять». Может с головой не все в порядке у нее? А может с детства подвержена припадкам эпилептическим. У них же там, на планете, наверняка нет обязательного медицинского страхования.
Может, я и дальше размышлял над здоровьем Ляпушки, продолжая гладить ее волосы и высмаркивать ее нос, только закончилось все быстро и разом.
В дверях рвануло. За огромными витражами окон стало нестерпимо черно. Потухли даже дворецкие. Тьма, хоть под одеяло и спать.
И вдруг в зал ворвалось что-то. Словно ураганным ветром с ног сбило. Спеленало холодом бестелесным по рукам и ногам, даже рот кляпом забило. Промчалось по залу и исчезло. Только крик последний Ляпушкин:
— … девять, девять, девять…
Когда оцепенение спало, смог глаза открыть и вздохнуть грудью полной. А когда вздохнул и открыл, то почувствовал, что в зале все изменилось. Тут и свет дежурный включили.
Посмотрел вокруг и не поверил глазам своим. Все в белом инее. Все в кристаллах ледяных. И стены, коврами обвешанные. И потолок расписной. И пол мраморный. И даже холодец из говяжьих костей по десять брюликов за упаковку.
— Ну и дела!
Кузьмич сидел на краю стола, закинув ногу на ногу и подложив кулак под подбородок. Растаявший от его тепла иней стекал редкими капельками по пластику и, срываясь, падал вниз.
— Что это было, — из-под кучи нагроможденных друг недруга тел вылез паПА.
Кузьмич пожал плечами.
— Если бы меня спросили на три века раньше, то я бы сказал, что это неопознанное природное явление. А сейчас скажу точно. Это КБ. Как есть КБ. И унесло оно нашу дорогую куколку Ляпушку в дальние страны. В неведомы галактики и невиданны звездные системы. Никто нам по шее теперь не даст, и место наше в оранжерее занимать не будет. Но касса осталась при нас. И это хорошо.
О чем говорит Кузьмич, поняли только он, да я сам.
ПаПА отряхнулся от инея, осмотрел испорченный интерьер дома и задумчиво произнес:
— Прошляпил ты свое счастье сынок. Прошляпил.
Это еще спорный вопрос. Лично я сам думал несколько иначе.
— Послушай сынок, — паПА взял меня за плечи и пристально посмотрел в глаза, — Если ты настоящий мужчина! Если ты настоящий гражданин! Если ты хочешь получить все, я повторяю, все состояние, ты должен отправиться на поиски Ляпушки.
— Я урод. Я не гражданин. И мне не нужно твое состояние.
