Сергей Костин - Охотник за бабочками
— А таракан-то твой где — паПА повертел головой хмельной, разыскивая Кузьмича.
— Он не таракан, паПА, — я укоризненно посмотрел на него, — Он самая, что ни наесть натуральная бабочка. Только мужского пола и очень одинокий.
— Да? — почему то удивился паПА, — А почему похож на таракана? Кстати…
Он переключил все свое внимание на бывшую куколку.
— Скажи-ка мне доченька, — быстро у него как все получилось, — А как же крылышки твои? Не мешают человеческому общению. Может мы их того… У меня и хирург знакомый имеется. Друг детства.
ПаПА всегда зрит в корень. Самую суть словил. Не знаю, как в остальном, а крылья-то куколкины при человеческом общении совсем неуместны. Помяться могут.
Ляпушка глазки свои застенчивые на паПА подняла и говорит голосом тихим, да ласковым.
— А вот это, старик, не твоего ума дело. Хочу с крыльями хожу. А хочу с хвостом. Что это за неравенство. Я женщина эмансипированная, самостоятельная. И что б больше разговоров таких, старик, я в этом доме не слышала.
ПаПА сказал:
— Ага.
ПаПА закусил нижнюю губу.
ПаПА задумчиво посмотрел на меня.
— А наследство мое, непосильным трудом нажитое, я разделяю все-таки между вами тремя. Между братьями родными.
Я пихнул ногой под столом ногу Ляпушки. Язык свой надо держать на месте, а не брякать им что попало. Ляпушка то и сама допетрила, что глупость сморозила, да уж поздно было. Брюлики и недвижимость распределена. И оказывается, в проигрыше остался я один. Братишки мои как были свободными, так и остались. А я, хоть и старался больше всех, получаю равную долю, да еще и куколку бывшую в придачу. И неизвестно еще, что из всего этого получится.
Куда ж Кузьмич то запропастился. Так всегда. Когда мне больше всего необходима его поддержка и его совет, он пропадает. Последний раз я его видел во время церемонии выдворения Джу Р Р Бенс и гражданки Коко из покоев отеческих. Кузьмич помогал их выталкивать. Даже, кажется, ногами помогал.
— А что сынок, когда свадебку сыграем? — паПА уже отошел от Ляпушкиного монолога и теперь старался побыстрее сбагрить и меня и мое сомнительное богатство на сторону.
— Свадебку сыграть всегда усеется, — сообщил я, вспоминая сдавленный всмятку кубок с надписью «Общепит» на донышке.
— А хоть завтра и сыграем, — весело так сказала Ляпушка и даже захлопала в ладоши от собственной сообразительности.
Я только собрался открыть рот и заявить, что категорически не согласен с этим заявление, как с непродуманным и ничем не обоснованным, но паПА уже ухватился за эту замечательную возможность.
— Завтра? С утреца? И на всю жизнь? Заметано.
Они ударили с Ляпушкой по рукам, обнялись троекратно и даже чмокнулись друг другу в щечки. Правда, паПА для этого пришлось согнуться в три погибели, да паПа к этому не привыкать. На раскопках только так ценную черепушку раздобыть и можно. Следом за паПА и братишки мои, ничуть не огорченные потерей невест, а, наоборот, весьма обрадованные, облобызали бывшую куколку.
— Совет вам, да брюликов побольше, — пожелали они.
А мне грустно так стало. Себя, конечно, грустно. Я ж не пожил, как следует. Мир не повидал. Может женитьба дело и хорошее, да только больно супруга ожидается нервная. Как что, сразу по морде. И за коленку ее не потрогай, и за места разные не похватай. А на паПА как она набросилась? Невеселая, по всему определению, жизнь меня ожидает.
Раздался треск дерева и двери, которые давеча развалила Джу Р Р Бенс, вновь сорвались с петель и рухнули на пол. В дверях висел взмыленный Кузьмич.
— Командир! Беда!
Кое-как трепеща крылышками, Кузьмич добрался до стола и без сил рухнул в только что принесенный холодец из говяжьих костей по десять брюликов за упаковку.
— Беда, командир!
Я быстренько привел его в чувство, напомнив, что его вид ни практически, ни теоретически не может испытывать усталость. А тем более быть взмыленным.
Кузьмич моментально пришел в себя, смахнул со лба кусок пены, признался, что это отстой с пива, в коридоре наливают из цистерны передвижной, и стал четко докладывать о случившейся, на его взгляд, катастрофе.
— Эти две мерзавки, прошу прощения леди за столь нелитературные выражения, — Кузьмич сделал полупоклон в сторону Ляпушки, — Так вот. Эти две мерзавки, после того, как их выпихнули за дверь, направились собирать свои вещички. Я же, почуяв неладное, и следуя данным ранее установкам, стал за ними присматривать.
Кузьмич быстрым взглядом охватил стол, заприметил бокал, полный домашнего самогона из герани, и хватанул его залпом. Потом внимательно посмотрел на окружение, братьев, паПА, меня и бывшую куколку. Слава богу, что его слова о данных ранее установках никто не расценил, как фискальство, а то бы он обиделся и заткнулся.
— Собираются они, значит, а я за ними присматриваю. Мало ли что, думаю. Они ж и козни разные причинить могут. Нет, уважаемый Вениамин. Козни это совсем не то, что вы думаете, и к вашему носу они не имеют никакого отношения.
— Продолжай же, — поторопил я его. Потому, что неожиданно почувствовал под ложечкой неприятное гудение, которое раздавалось всякий раз, когда рядом была опасность.
— Я и продолжаю, — продолжил Кузьмич, — Они то, невесты ваши, поначалу сильно убивались. Мол, невиноватые они. Не с того пример дурной брали. Все такие ласковые и пушистые. А потом, Коко которая, и говорит. А давай, говорит, отомстим этой стерве!
Ляпушка при этих словах задрала носик к потолку и плотнее сжала красные губки.
— А вторая отвечает — давай. А первая говорит — как? А вторая молвит — не знаю. А первая говорит…
ПаПА ударил по столу кулаком, так что Кузьмич подскочил на холодце из костей за десять брюликов за упаковку.
— Короче, таракан! Где они сейчас и какую такую пакость замышляют?
ПаПа, когда нужно, говорит очень убедительно.
— Я не таракан, — вежливо ответил приземлившийся обратно в холодец из костей по той же самой цене Кузьмич, — А невестки ваши сейчас в оранжерее орудуют, рвут и жгут все подряд. Начиная от домашнего имущества и заканчивая барахлом вот этой стервы, извините, Ляпушки.
Ляпушка вскакивает со своего места, вскидывает к потолку расписному рученьки белые и начинает верещать про жизнь загубленную.
— Да не ори ты так, — успокоил ее Кузьмич, — Я уже и силы правопорядка вызвал, и пожарных, и даже в местное отделение кремации позвонил, что б все готово было.
А Ляпушка не унимается. Ревом изводится, да из рук моих вырывается.
— Отпусти, — говорит, — Отпусти ты меня ирод проклятый. Или не понимаешь, что происходит?
