Общество забытых мучеников - Рид Анви

— Ты тоже идешь вместе с нами.

— План хоть расскажешь? — встрял Ноа.

— Не сейчас, — ответила Эбель. — Сейчас оставьте нас с братьями наедине.

Пять лет Тимо жил на кладбище. Пять лет ждал, когда же из леса выйдут его родные и наконец навестят. Но ни отец, ни брат так и не появились. Надежда поугасла где-то на третий год. Но загорелась вновь, когда в академии появилась Эбель Барнс. Девушка, говорящая с призраками, внушившая Тимо, что он застрял в мире живых не просто так. Казалось бы… Пять лет тишины и одиночества. Обычные люди могли бы сойти с ума уже через месяц. Но не Тимо. Тимо был интровертом при жизни, при смерти им и остался. Лучшим подарком, который преподнесла ему старуха с косой, была тишина в голове. Да, сначала поток мыслей был нескончаемым. «Почему я?», «Разве я заслужил это?», «Я ведь был так молод…» — все это зудело в голове первое время, но, не найдя ответов на эти, казалось бы, простые вопросы, Тимо быстро озадачился другими. «Почему я остался в мире живых?» «Попаду я в ад или в рай?» «Может, я могу вернуться к жизни?» На эти вопросы ответов тоже не было. И тогда в голове воцарилась абсолютная тишина. Тимо всегда был наблюдателем. И сейчас жизнь, а точнее, смерть, предоставила ему шанс научиться созерцать. Упущенные возможности, сожаления, тревога и вина вдруг стали перегноем для новой почвы, в которой закопали его гроб. Тимо был несчастен всю свою жизнь. Эта мысль так укоренилась в его мозгу, что даже после смерти, пробиваясь сквозь толщу орешника и земли, из черепа вырвался наружу сорняк. Но стоило в жизни Тимо появиться Эбель, как на сорняке вдруг завязались бутоны. Они медленно раскрывались. И вместо червей, поедающих его останки, могилу стали посещать светлячки. Тимо счел это добрым знаком. Потому что в нем вновь расцветала сила. Та самая, что его и погубила.

В тот день, когда на Эбель напали Гретта с Амелией, Тимо почувствовал разряд тока, пробежавшего по венам. Он обжигал тело вместо давно высохшей крови. И этот разряд в Тимо возродила Эбель. Своим взглядом. Своими слезами. Своими словами. Тимо потерял контроль над телом и, как марионетка, следовал инстинктам. Перед глазами была пелена, а в голове, будто церковный колокол, не останавливаясь звенел голос Эбель. Все ее мысли стали мыслями Тимо. Ее руки стали его руками. Ее ненависть, злость и гнев теперь принадлежали и ему. Она просила убить их. Наказать. Одним лишь взглядом умоляла сделать так же больно, как сделали они ей. И тогда Тимо понял, что его сила вернулась, но теперь она принадлежала не ему. А девушке, что восстала из мертвых. Девушке, властной над призраками. Властной над Тимо. И сейчас эта девушка завладела еще и живыми.

Реджис был послушным ребенком. Делал все так, как желали того отец с братом. И, пользуясь этим, Тимо медленно его ломал. С каждым днем в глазах брата потухал огонь. Голос прорезался, огрубел. В ссорах находились оскорбительные слова. А взгляд стал надменным и озлобленным. Реджис бросил игру на органе. Сделал это назло всем вокруг. Бросил все, что связывало его и семью с погибшей матерью. Реджис был виноват в двух смертях. Зная это, все годы своей жизни и своей смерти Тимо ждал его искупления. И, кажется, благодаря Эбель сейчас он его получит.

— Я не намерен тут оставаться, Барнс, — заявил Реджис.

Он шел следом за Соль и Ноа, которые, о чем-то перешептываясь, ускорили шаг.

— И я не намерен. — У Тимо тоже была гордость. — Пока он не будет готов признаться, я не хочу его даже видеть!

Он крикнул это так громко и так яростно, что, кажется, его услышал весь загробный мир.

— Это ваш единственный шанс поговорить, — сказала Эбель им двоим.

— У него смелости не хватит. — Тимо ударился ногой о шкаф, и кастрюли, стоявшие в нем, загремели.

Он торопился к выходу. Ему нужно было покинуть трапезную как можно скорее.

— Мне нечего ему сказать! И тебе! Кто вообще тебя просил это делать, Эбель?! — остановился Реджис.

Соль с Ноа хлопнули перед ним дверью, так и не дав выйти. Тот закатил глаза и пихнул руки в карманы. Тимо наконец посмотрел на него. На взрослого младшего брата.

— Я же сказал, что он хренов слабак! Ничего не изменилось! Ни-че-го!

Эбель стояла, скрестив руки. Ей не нравился этот шум. Не нравилось, что никто ее не слышит.

— Зачем это все? Для чего? — Реджис начинал злиться.

Можно подумать, обиженный мертвец здесь он, а не Тимо.

— Я не буду участвовать в этом цирке. — Тимо выскочил из кухни.

Эбель тяжело вздохнула и молча отодвинула стулья за столом. Реджис остановился и испуганно посмотрел на болтающуюся на петлях дверь.

— Стоять, — тихо скомандовала Эбель, и вдруг тело Тимо подчинилось.

Как будто кто-то вбил в его кеды гвозди и заколотил их по самую шляпку. Пальцы ног сразу заныли, голеностоп скрутило, словно в нем порвались все связки и сухожилия. Тимо посмотрел на нее. Она — на него.

— Сядь за стол, Тимо, — сказала она.

И ноги послушно потащили его к стулу.

— Не делай этого, Бель, — попросил Тимо, но она уже это сделала.

Она опять овладела им — его телом, его разумом.

— Черт… — протянул Реджис, глядя на раздвигающиеся столы и стулья перед пустотой, а точнее, перед призраком, которого он не видел.

— Черт! — вторил ему Тимо. — Не смей, Бель!

— Реджис, сядь, — не слушая его, велела она. — Живее.

— Шутишь? — Он засмеялся, словно безумец. — Хочешь, чтобы я поговорил с… призраком? Да я его даже не вижу.

— Зато он тебя видит. — Эбель похлопала ладонью по стулу.

— Ты спятила?

— Спятила, раз решилась на это. — Она села во главе стола. — Но вы оба мне дороги, и я знаю, как вам обоим важен этот разговор. Поэтому, пожалуйста, иди уже сюда, Редж.

— Как я буду общаться с тем, кого не слышу?!

— Я буду твоим, — Эбель задумалась, — мертвецким переводчиком.

— Абсурд…

— Дай мне уйти, Бель. — Тимо попытался встать, но она вновь посмотрела на него, и силы покинули тело. — Зачем ты мучаешь меня? Зачем делаешь больно?

— Лишь через боль мы исцеляемся, — сказала она, глядя в стену. — Сегодня я буду не только вашим переводчиком, но и врачом.

На лице Реджиса читался ужас. Он медленно подошел к столу, отодвинул стул и сел, настороженно смотря на место перед собой.

— Чем старше он становится, тем больше походит на мать, — вдруг сказал Тимо. — Такие же глаза. Волосы. Скулы. Святые… — Он склонил голову. — От этого еще больнее. Отпусти меня, Бель, я не хочу ни слышать его, ни видеть, и уж тем более не хочу ворошить прошлое.

— Тимо, тебя убил не Реджис, — сказала она, прикасаясь к его руке.

— Он забрал у меня все самое дорогое. — Тимо поднял взгляд на Эбель. — Он забрал у меня и тебя. Не мучай меня, Бель, и отпусти. Умоляю.

— Как он выглядит? — неожиданно сказал Реджис. — Расскажи мне, Барнс. Расскажи, каким стал мой брат.

У него дернулся кадык, тело пронзило напряжение. Он выпрямил свои широкие плечи. Положил на стол руки. Вздернул подбородок.

— Он хоть и мертвый, — начала Эбель, — но выглядит лучше многих живых. Носит треснутые очки, теплый бежевый свитер, брюки и черные кеды. У него всегда взъерошены волосы. — Она улыбалась, осматривая его лицо. — Мягкая улыбка, добрый взгляд. На руках и шее видны почерневшие вены. На плечах и ушах часто сидят то моль, то светлячки. От него пахнет сырой землей, и, знаешь, мне иногда кажется, что я слышу, как бьется его сердце.

— Бель… — протянул Тимо, сильнее сжав ее руку в своей.

— И он напуган, — продолжила она. — Его ледяные касания всегда беспокойны. Руки часто трясутся. А мысли в голове сбиваются в кучу. Я будто слышу их каждый раз, когда смотрю в его зеленые глаза. Я точно знаю, что он во всем винит тебя, Реджис. Но еще я знаю, что на самом деле он не хотел бы этого.

— Таким Тимо я и запомнил. — Реджис смотрел на пустой стул так внимательно, будто видел перед собой живого брата. — В день его смерти на нем был коричневый свитер. А очки треснули… вместе с последним ударом сердца.