Дэниэл Абрахам - Путь Дракона
Ситрин протёрла глаза ладонями рук и покачала головой. Солнце сместилось дальше и быстрее, чем она ожидала. Она не знала, как давно они оставили новые комнаты.
— Спасибо, — тихо сказала она.
— Я чувствовал, что я в долгу перед тобой, — ответил Мастер Кит. Он казался усталым.
— Должны ли мы вернуться?
— Если ты готова, я думаю, мы должны.
Вечер наступил позднее, чем ожидала Ситрин, ещё один знак, что зима начинает терять свои позиции. Ярдем Хейн сидел на полу, скрестив огромные ноги, и из тарелки ел рис с рыбой. Капитан Вестер расхаживал.
— Если мы выберем неправильный корабль, — сказал капитан, — они убьют нас, бросят наши тела акулам, и проведут остаток своей жизни живя в роскоши в каком-нибудь порту в Дальнем Сирамисе или Лионейи. Но мы только должны пройти таможню здесь и Карсе. На дороге нам, возможно, придётся выдержать полдюжины сборщиков налогов.
Ситрин взглянула на собственную тарелку рыбы, её живот слишком узлом, чтобы поесть. Каждое слово Вестера делало ещё хуже.
— Мы могли бы вернутся, сказал Ярдем. — Пойти к Свободным Городам, а оттуда на север. Или назад в Ванаи.
— Без каравана, чтобы скрыться?" Спросил Маркус.
Тралгу пожал плечами, уступая в этом. За постоянно двигающимися ногами капитана, запечатанные воском книги банка Ванаи мерцали в свете свечей. Тревога Ситрин кругами возвращалась к ним, изображая растрескавшиеся печати и гниющие кожаные корешки, танцуя в её голове, как кошмар, который никогда не исчезнет.
— Мы могли бы купить рыболовное судно, сказал Ярдем. — Управлять им сами. Вплотную к побережью.
— Отбиваясь от пиратов нашими мощными личностями?" Сказал Маркус. — Кабрал полуразложившийся, со свободными судами, грабящими торговцев, каких могут, а король Сефан не собирается их останавливать.
— Нет хороших вариантов, — сказал Ярдем.
— Нет. И ещё недели до того, как мы сможем использовать плохие, — сказал Маркус.
Ситрин положила тарелку на землю и прошла мимо Капитана Вестера. Она взяла самую верхнюю из книг, обвела взглядом тусклую, освещённую золотом комнату, и обнаружила короткий клинок Ярдема, которое тот использовал, чтобы резать сыр в полдень. Лезвие сияло чистотой.
— Что ты делаешь? — спросил Маркус.
— Я не могу выбрать правильный корабль, сказала Ситрин, — или правильный путь, или караван, чтобы скрыться. Но я вижу, что книги не мокрые, так что я делаю это.
— Мы просто должны запечатать их снова, — сказал Маркус, но Ситрин проигнорировала его. Воск был толщиной в большой палец, и отходил неподатливыми кусками. Слой ткани под ним уступал место мягкому, внутреннему слою воска, а затем пергаментной упаковке. Книга скрытая внутри всего этого, возможно была бы только что со стола Магистра Иманиеля. Ситрин открыла её и страницы зашелестели друг об друга. Знакомые пометки почерком Магистра Иманиеля были как воспоминания из детства, и Ситрин, видев их, чуть не расплакалась снова. Её пальцы прослеживали суммы и примечания, остатки, операции, детали договора и возвратные ставки. Подпись Магистра Иманиеля и коричневая, потрескавшаяся кровь его большого пальца. Она позволяла им нахлынуть на неё, знакомым и чужим одновременно. Здесь был депозит, который банк взял у гильдии пекарей, а там, синими чернилами, запись платежей, сделанных как вознаграждение, месяц за месяцем, в течение лет, пока они держали деньги. Она перевернула страницу. Здесь была запись потерь на страховании судоходства за год, когда штормы пришли из Лионейи позже, чем когда-либо прежде. Суммы потрясли ее. Она не догадывалась, что потери были так глубоки. Она закрыла книгу, и взяв свой клинок, нашла другую. Маркус и Ярдем все ещё говорили, но они могли находиться в другом городе, все это не имело значение для нее.
Следующая книга была старше, и она проследила историю банка в ней, от записи основания его, через годы сделок, почти до того дня, когда она ушла. История Ванаи написанная цифрами и зашифрованная записями. И там, в красном (сделанная красными чернилами), небольшая заметка, о Ситрин бел Саркур принятой в качестве опекаемой банком Медеан, пока она не достигнет совершеннолетия и вступит во владение вкладами своих родителей, за исключением затрат на её содержание. Было так много слов, затрачено на отгрузку зерна или инвестиции в пивоваренный завод. Смерти её родителей, начало единственной жизни, что она знала, все на одной строчке.
Она взяла другую книгу.
Маркус замолчал, съел свой обед, и свернулся калачиком на кровати. Восходил полумесяц. Ситрин следила за историей банка, как будто читала старые письма из дома. Воск, ткань и пергамент высились вокруг неё, как обёрточная бумага. В глубине её разума (души) росло, почти забытое в очаровании старых чернил и пыльной бумаги, ощущение возможностей. Не уверенность, ещё нет, а её предшественник.
И только когда Ярдем разбудил её, взяв книгу в кожаном переплёте, из её рук, она поняла, что в первый раз после случая с Опал, она спала без сновидений в течение всей ночи.
Доусон
Грубые лестницы из широких досок и временные пролеты тянулись вдоль Раздела, цепляясь за древние руины, как мох за камень. Наверху переходы соединяли мощные мосты из камня, стали и драконового нефрита: Серебряный мост, Осенний мост, Каменный мост, и, почти скрытый в тумане, Тюремный мост с его решетками и ремнями. Ниже, где стороны сходились достаточно близко, качались веревочные лестницы и медленно загнивали на открытом воздухе. Между ними раскрывалась вся история города, слои, один за другим, эпохи и империи сменяющие друг друга.
Доусон, укутанный в простой коричневый плащ, мог бы легко сойти за мусорщика с помоек Раздела или за контрабандиста, пробирающегося к мрачный подземным проходам в основании Кэмнипола. Винсен Коу мог быть его подельником или его сыном. Утренний мороз замедлял их шаги. В воздухе витали тошнотворные запахи — сточные воды, лошадиный навоз, гниющая еда, трупы животных и людей, которые едва ли лучше животных.
Доусон обнаружил проход под аркой. Древний, крошащийся камень классической формы, надпись хоть и не разборчивая, но еще видна. Дальше, абсолютная темнота.
"Мне это не нравится, мой лорд," — сказал егерь.
"И не нужно," — сказал Доусон, и с гордостью направил свою поступь во мрак.
Зима все еще безраздельно правила в Кэмниполе, но власть её пошатнулась. Подземелье было наполнено еле слышными звуками: шелестом первых насекомых, звонкими каплями оттаивающих ручьев, и мягким дыханием самой земли, готовой проснуться навстречу зеленой весне. Пройдут еще недели, а потом все случится как будто за одну ночь. Остановившись на широкой, сводчатой черепице покинутой купальной комнаты, Доусон вдруг подумал о том, сколько вещей происходят по одному и тому же образцу. Кажущийся бесконечным застой, за которым следуют несколько малозаметных знаков, а затем внезапные катастрофические перемены. Он вытащил из кармана письмо и наклонился к Коу, чтобы перечитать его в свете факела. Канл Дэскеллин писал, что один из проходов будет помечен квадратом. Доусон вгляделся в темноту. Возможно у Дэскеллина более молодые глаза…
