Майкл Муркок - Король мечей
Майкл Муркок - Король мечей краткое содержание
Майкл Муркок
Король Мечей
Часть первая
Глава первая
ТЕНЬ НА ХОЛМАХ
Еще совсем недавно здесь царила смерть: одни встречали, другие ожидали ее. Теперь же отстроенный заново дворец короля Ональда утопал в цветах, а зубчатые стены и башни замка опять превратились в балконы и беседки. Однако самому королю Ональду не суждено было увидеть, как возрождается к жизни разрушенный Халуиг-нан-Вак, ибо король пал в битве за Лиум-ан-Эс, и теперь его мать, старая королева-регентша, правила при несовершеннолетнем престолонаследнике-внуке.
Велики были разрушения, нанесенные варварами короля Лир-а-Брода, и часть Города Цветов еще восстанавливалась. Но с каждой новой статуей, с каждым новым фонтаном становилось все очевиднее, что безмятежное великолепие заново возводимого замка превзойдет былую красу. И так было по всей земле Лиум-ан-Эс.
Так было и за морями, в Бро-ан-Вадаге. Мабденских захватчиков отбросили далеко назад — туда, откуда они явились: на северо-запад, в угрюмые земли Бро-ан-Мабдена. И вновь они склонились перед вадагами.
В сладостном краю прохладных лесов, отлогих холмов, мирно журчащих рек и тихих долин Бро-ан-Вадага лишь мрачные руины Каленуира напоминали о недавнем прошлом: их сторонились, но помнили.
А за морем, на Надрагских островах, жили запуганные, вырождающиеся существа, уцелевшие в учиненной мабденами резне. Теперь они были оставлены на произвол судьбы. Быть может, когда-нибудь у этих жалких созданий родятся достойные потомки, и раса надрагов вновь обретет величие древних веков — лишь бы не слишком поздно…
Повсюду воцарился мир. Те, кто вернулся сюда вместе с Городом-в-Пирамиде, легендарным Глас-кор-Грисом, трудились не покладая рук, возвращая к жизни сожженные замки и разоренные земли вадагов. Они оставили свой странный город из металла и поселились в древних жилищах предков, а обезлюдевший Глас-кор-Грис одиноко стоял теперь среди сосен, неподалеку от полуразрушенной мабденской крепости.
Казалось, заря мирной эры забрезжила для всех — и для людей Лиум-ан-Эса, и для вадагов, избавителей этих земель. Угроза Хаоса никого уже не страшила. Ныне два из трех царств — десять из пятнадцати плоскостей мироздания — находились под властью Закона. Значит, Закон победил?
Во всяком случае, так считала старая королева, правившая страной Лиум-ан-Эс, и рассказала об этом внуку, наследнику Анальту, а юный король объявил о победе Закона своим подданным. Принц Юретт Хасдун Нури, бывший главнокомандующий Глас-кор-Гриса, уверовал в это всем сердцем. Так же, как и все остальные.
И лишь один из вадагов все еще сомневался. Он был не похож на своих сородичей, хотя внешне не отличался от них — такой же высокий и стройный, с усыпанной золотыми веснушками бело-розовой кожей, со светлыми волосами, миндалевидными красными глазами с янтарным зрачком и чуть удлиненной формой головы. Впрочем, в правой пустой глазнице у него красовалось нечто похожее на фасеточный глаз насекомого, а левую руку закрывала шестипалая латная перчатка, инкрустированная темными драгоценными камнями.
Он носил алый плащ, и имя его было Корум Джаелен Ирсеи.
Он побеждал богов и помогал изгнать Владык Хаоса, он жаждал мира, но не доверял тому миру, что настал, он ненавидел чуждые глаз и руку, хотя они много раз спасали ему жизнь и также спасли и Лиум-ан-Эс, и Бро-ан-Вадаг, и даже сам Закон.
Но даже Корум, чья судьба была столь нелегкой, изведал счастье при виде того, как возрождается его дом — замок Эрорн, поднявшийся на мысу, где он и стоял много веков, пока Гландит-а-Краэ не разрушил его до основания. Корум помнил каждую мелочь, каждый уголок старого дома, и радость его росла по мере того, как рос замок. Вскоре стройные красноватые башни вновь устремились в небо, нависнув над неистовым зеленовато-белым морем. Волны разбивались о прибрежные скалы, плясали в огромном гроте, — словно ликуя от счастья, что Эрорн прекрасен, как прежде.
Внутри замка гений искусников из Глас-кор-Гриса возвел чудо-стены, менявшие форму и цвет при смене погоды или ветра; журчащие водяные струи наигрывали мелодии в хрустальных фонтанах, сделанных в виде музыкальных инструментов, — и каждый звучал по-разному. Однако даже мастерам Глас-кор-Гриса не под силу оказалось возродить полотна, статуи и манускрипты, создававшиеся веками — при Коруме и его предках, — ибо Гландит-а-Краэ уничтожил все, как уничтожил и обитателей замка — отца Корума, принца Клонски, мать Колаталарну, сестер, двоюродных братьев, а также всех слуг.
При мысли об этом Корум чувствовал, как вскипает в нем ненависть к мабденскому графу. Тела Гландита не нашли среди погибших при Халуиге, не были найдены и его денледисси. Гландит исчез; может быть, он и его люди нашли свою смерть в далеких краях. Только неимоверным усилием воли сумел Корум забыть, не думать о Гландите — о том, что тот сделал. Он старался сосредоточиться на мысли, как сделать замок Эрорн еще прекраснее, чтобы супруга его и возлюбленная — Ралина, маркграфиня Алломглилская — пришла в восхищение и забыла ужас того мгновения, когда им предстал ее родовой замок, разрушенный Гландитом с таким тщанием, что лишь груда камней осталась от него на отмели под горой Мойдел.
Джери-а-Конел, редко позволявший себе подобные сантименты, был без ума от замка Эрорн. Эрорн, утверждал он, рождает поэтическое вдохновение, — и Джери пристрастился к сочинению сонетов, которые весьма настойчиво читал Коруму и Ралине. Еще он написал вполне сносные портреты Корума в алом плаще и Ралины в платье из синей парчи, а также целую галерею автопортретов, которые развесил почти во всех залах замка Эрорн. Любимым же развлечением Джери стало изобретать себе новые наряды, и скоро у него набрался огромный гардероб; дошло до того, что он попытался придумывать новые шляпы, хотя был чрезвычайно привязан к старой и любил ее больше всех. А его черно-белый кот летал по комнатам, но больше дремал в самых неподходящих для этого местах.
Так проходили дни.
Побережье, где стоял замок Эрорн, славилось мягкостью зим и прохладой летних месяцев. Два, а то и три урожая в год собирали здешние крестьяне; в зимнюю пору почти не бывало стужи, а снег выпадал крайне редко, разве что в самый холодный месяц. В иной год снегопадов не бывало вовсе. Но в ту зиму, когда завершилось строительство замка, снег лег очень рано и все сыпал и сыпал, погребая дубы, березы и сосны под своим сверкающим бременем. Снежный покров был настолько глубок, что местами мог скрыть с головой конного воина, и почти не таял под лучами яркого кровавого солнца, стоявшего на безоблачном небе, — а то, что все-таки таяло, с лихвой восполнялось новым снегопадом.
