Михаил Королюк - Квинт Лициний 2
— Есть разумное объяснение, — кивнул Фред, — Я думал на эту тему. Он, как работающий в верхах местного КГБ, в курсе той прессухи, что оно нам здесь устроило в последние месяцы, и закономерно опасается перехвата сообщения. В худшем для нас случае, мы где-то течем, и он об этом знает. То есть, теоретически, его таблицы связи могут быть засвечены перед контрразведкой.
— О как… — встрепенулась Синти и с опаской оглядела присутствующих.
— А ты думала? — с насмешкой покосился на нее Фред, — такую возможность надо постоянно держать в уме. Любой может быть перевербован, Карл, Джордж, ты… Я.
Синти коротко сглотнула, проталкивая вставший в горле комок.
— А насчет его интереса… — продолжил Фред, — ну, предположим, рассчитывает признаться нам после побега из СССР и заработать очки постфактум.
Карл с грустью покачал головой:
— Нет. Для меня – не убедительно. Не сходится у меня в голове. Мотив "Стрелка" в афганской утечке не ясен, хоть убейте. И, поэтому, подозрителен.
Фред помолчал, водя пальцами по столу. Чувствовалось, что он и сам не очень-то и доволен своим объяснением.
— Вот найдем и узнаем, — сказал он чуть погодя. — Есть еще одна важная новость. Едет новый консул. А Деда на пенсию.
— На кого? — подался вперед Карл.
— А вот это, действительно, крайне интересно, на кого… — многозначительно протянул Фред, — к нам едет некто Бьюкеннен. Ничего не хотите мне сказать?
— Томсон Бьюкеннен? — быстро уточнил Карл.
— Да, — коротко кивнул Фред.
Карл и Джордж переглянулись.
— Ну, началось… — недовольно протянул Карл.
Фред молча побарабанил пальцами по столу и посмотрел на него, ожидая продолжения.
— Крокодил Бжезинского… — поморщившись, пояснил Карл
Синти с тревогой переводила взгляд с Фреда на Карла и обратно, пытаясь понять, что меняется для нее.
— И?
— Крокодил – он и есть крокодил. Будет нас жевать… Знаю я людей, кто под ним работал – ничего хорошего. А, раз Бжезинского, то кое-кто в Вашингтоне засомневался в простоте мотивов "Стрельца". Как и я. Консул в Ленинграде – это не уровень Бьюкеннена.
Фред поиграл бровями, обдумывая, потом сказал:
— Все равно ничего не понял. Объясни крестьянину.
— Смотри, назначение Бьюкеннена, — хмыкнув, пустился в объяснения Карл, — это знак того, что наш источник перестали рассматривать как пусть и важного, но лишь агента, и повысили до потенциальной группы влияния внутри СССР, ведущей свою политическую игру. Это идея-фикс Збига: победить СССР без непосредственного использования военной силы, расшатывая их изнутри, на противоречиях между властными группами. Вот зуб даю, следующая инструкция из Ленгли будет из двух слов: "никакой эксфильтрации".
Фред откинулся в кресле, обдумывая. Потом начал размышлять вслух:
— Ну, если посмотреть непредвзято, то такой взгляд на источник по-своему логичен. Я готов рассматривать и под таким углом зрения – как один из возможных вариантов.
— Да, — задумчиво пробормотал Карл, — судя по тому, что Збиг направил сюда своего крокодила, он думает именно так. Хорошо, что мы с Джорджем автономны и консулу не подчиняемся.
Синти тряхнула головой:
— Я одного не поняла: школьника мы ищем или уже нет?
— Конечно! — хором ответили ей три возмущенных мужских голоса.
Вторник, 20.12.1977, ночь
Ленинград, Измайловский пр.
— Соколов…
— М-мм… — я с неприязнью провел пальцем по алюминиевой ложке: опять жирная.
— Ну, посмотри на меня, Соколов… — со страстью сказала Кузя.
Я нехотя поднял на нее глаза. Достигнутый успех ее окрылил: она радостно взмахнула надкушенной сдобной булочкой и наклонилась вперед. Маневр был бы эффективен, будь у школьной формы декольте. А так я скользнул по глухому черному платью безразличным взглядом и опять посмотрел на борщ, раздумывая, вытаскивать отмеченную темными пятнами свекольную соломку или сожрать ее так.
— Соглашайся, Соколов, — она даже шептать умудрялась с придыханием, — представь: только ты и я. А дверь закроем. И можно будет никуда не торопиться…
— Наташа, не буди во мне зверя, — процедил я. Ей все-таки удалось расшевелить мое воображение.
— Ну, подумай сам, — она эффектно прижала ладонь к груди, — никто не будет знать мое тело так, как ты – и вдоль, и поперек, и снизу-вверх…
Сидеть отчего-то стало неудобно, и я заелозил на стуле, ища позу покомфортней.
Кузя откусила от булки небольшой кусочек и запила молоком. На верхней губе осталась тонкая белая полоска. Она неторопливо ее слизнула и удовлетворенно хмыкнула, увидев, как дернулся мой взгляд.
Я молча давился первым. Она тоже замолкла, перейдя к капустному салатику, но карие глаза загадочно поблескивали, неотрывно выглядывая брешь в моих позициях. Иногда она чуть заметно улыбалась, удовлетворенно так, словно в моих реакциях удалось отыскать что-то нужное. В такие моменты я начинал нервничать еще сильней.
— Кстати, — небрежно уточнила она, — с меня никто никогда еще мерки не снимал. Я вот даже и не знаю – там раздеваться надо, наверное, да? Ну, чтоб правильно замерить вот отсюда и досюда?
Она сложила указательные пальцы вместе и дотронулась ими до левого плеча. Потом разъединила, и правый палец плавно заскользил по груди к противоположному плечу, показывая, как, по ее мнению, надо будет производить замеры.
Я скрипнул зубами и отодвинул недоеденный борщ. На бефстроганов с пюре я изначально возлагал большие надежды, но сейчас сомневался, что почувствую хоть какой-нибудь вкус.
Стул рядом скрипнул, принимая еще одного едока. Белый бант, белые отутюженные манжеты, белые гольфики…
— Она опять мешает тебе обедать? — строго сдвинув брови, спросила Мелкая.
Я задумчиво изучил ее диету: опять те же самые четыре куска хлеба, стакан чая и ватрушка с яблочным повидлом.
— Да, развлекается за мой счет, — кивнул в ответ.
Мелкая вперила угрожающий взгляд в Кузю, а потом негромко уточнила у меня:
— А чего хочет-то?
— Ой, мелочь, — радостно оскалилась Кузя, — да тебе еще рано это знать. У тебя ж стадия молочной зрелости: ни на что путное не годна. На беспутное, впрочем, тоже.
Мелкая сцепила под столом подрагивающие пальцы и молчит, глядя в стол. На смуглой коже румянца почти не видно.
— Не трогай ее, — говорю я Кузе серьезно.
— А то что? — заинтересовалась та.
— Просто не трогай.
Мелкая смотрит с благодарностью, словно не сама только что влезла меня защитить.
— Ай, да и ладно, — отмахивается Кузя, — не буду.
