Юлия Галанина - Первый и непобедимый
— А я стёр аж до задницы, — признался Ряха. — С чужой ноги сапоги-то…
— Да как же ты шёл? — ахнула я.
Хуже нет, когда в пути обувь не по ноге. Тогда ходьба превращается в пытку, которой названия подобрать нельзя.
— Скрипя зубами, — объяснил Ряха. — Может, и зря в бой не ввязались. С убитых сапоги можно было снять, глядишь, нашёл бы по ноге. Да штаны попросторнее тоже бы не помешали.
— Как бы они с тебя штаны не сняли, — сказала я скептически.
— И это могло быть, — согласился спокойно Ряха.
Он, морщась, стянул свои сапоги, размотал портянки. На пальцах красовались свежие пузыри мозолей. Некоторые мозоли были уже сорваны до крови.
— Да как же ты дальше пойдёшь с такими ногами? — сморщилась я, представляя, как болят сейчас у него ступни.
— Когда жить хочется, и с такими пойдёшь… — Ряха с облегчением вытянул босые ноги. — Как в колодках шёл, Медбрат их подери! Хоть босиком шуруй… Сволочь этот начальник Службы Надзора, ох сволочь! Не мог подождать, пока я после боя оденусь? Не по-людски это, человека в одних трусах под стражу брать! Ладно, давай хоть поедим. Чего зря размусоливать.
— Я пить хочу, — вздохнула я. — А есть, почему-то, не хочется…
— Пять глотков, — велел Ряха, подавая флягу. — Ничего, до гор недалеко, там ручьи.
Горы, конечно, были — рукой подать, но Ряхины сбитые ноги резко уменьшали наши шансы добраться до них.
Посмотрев ещё раз на его мозоли, я сделала четыре глотка.
Ряха грыз зачерствевший пирог.
Солнце начинало припекать не на шутку.
— Камни скоро раскалятся, как угли, — заметил он нерадостно. — Такие дела. Идти надо.
— Ну так пошли, — отозвалась я печально.
Четыре глотка только раззадорили меня. Они, похоже, впитались где-то в районе гортани, так и не попав в желудок. Ныла поясница и болели стёртые о седло места. Вставать совсем не хотелось.
Съев пирог и запив его парой глотков воды, Ряха стал наматывать портянки.
— Вот что… — сказал он, помявшись. — Двадцать Вторая, извини, но я сейчас могу идти, только ругаясь. А то не дойду. Ты не слушай, ладно?
— Ладно, — улыбнулась я сухими губами.
И мы снова побрели к горам.
Ряха стёр ноги сильно, потому что таких загогулистых оборотов речи я в жизни не слышала.
Мы шли и шли, и солнце било по голове. Камни плыли перед глазами, двоились. Горячий воздух над ними густел, превращался в призрачную дымку, которая колыхалась, приплясывала, словно дразнила. Дымка уплотнялась, становилась маревом.
«И это утром… — думала я сквозь туман в голове. — А что же будет днем?»
— Не вздумай раздеваться! — предупредил Ряха. — Легче не станет, а обгоришь сразу.
Это были единственные приличные слова, произнесенные им до полудня.
* * *Когда тени от камней стали совсем короткими, мы сделали второй привал.
Точнее, второй большой привал, потому что пройти полдня, ни разу не остановившись, боги, может, и могут, — а вот люди никак.
Фляга была почти пустая. Выпили.
Я смотрела на лицо Ряхи, — оно было ярко-малиновое. Мое, наверное, не лучше. Оскалив зубы, Ряха стянул мешок и спрятался от солнца за большой камень. Снова снял сапоги.
Пузырей на его ногах теперь не было. Были раны.
— Ох, ну и дерёт, — пожаловался он, отцепляя флягу и передавая мне. — Пытка. Ещё чуть-чуть, и не смогу я идти… Словно раскалённым железом ступни ласкают. Пей.
Я глотнула и передала ему. Тоже села в тень. Мы молчали, только дышали жадно, словно воздух должен был скоро кончиться, как вода во фляге.
Потом силы ко мне вернулись. Просто сидеть стало скучно. Я покосилась на Ряху, — он полулежал, пристроив голову на мешок и закрыв глаза. Портянки его проветривались, разложенные на слоистой плите — пот, высыхая, образовывал на них белые солевые пятна, кровь — бурые.
Камень, который встал между нами и солнцем, был громадный, высотой с одноэтажный дом, чёрный, в серебристых прожилках. С одного бока не такой отвесный, как с других.
Я поколупала прожилки, выковыривая блёстки. Оказалось, слюда. Встала, обошла камень кругом. По пологому его боку решила забраться наверх.
Это не заняло много времени.
Очутившись наверху, я выпрямилась, блаженно подставляя лицо прохладному ветру, гулявшему над каменной россыпью. Сразу стало лучше. Вот здесь я надышалась по-настоящему. Ветер дул с гор, пах снегом.
С высоты камня я увидела, что до края полей осталось немного, — и мы выйдем к подножию горы, похожей на шлем — такой же лобастой.
— Ряха! — заорала я. — Там трава виднеется. Зелёная. Представляешь?!
— Хвала Медбрату, — пробурчал из-под камня Ряха. — Давно пора. А то у меня уже все крепкие слова в расход вышли.
— Давай мешок понесу, — предложила я, освеженная горным ветром.
— Давай.
Чтобы достичь края полей, нам пришлось идти ещё часа три.
Я обливалась потом под мешком с едой и мрачно думала, что, похоже, вторая зазноба души не чает в Ряхе, под завязку мешок набила. Лучше бы он за неё дрался, а не за эту жадную грудастую корову.
Оружия Ряха мне не отдал. Так и нёс сам, ковыляя, как стреноженная лошадь. Он поменял тактику: раньше для облегчения боли ругался вообще, но после привала принялся поливать бранными словами персонально начальника Службы Надзора за Порядком. С такой страстью, что начальник неминуемо должен был поперхнуться от икоты насмерть, если не врут, что человек икает, когда его вспоминают.
Мы шли и шли.
И вдруг настал миг, когда камни кончились. За спиной они вздымались бесконечными россыпями, но ноги мои уже стояли на плотном травяном ковре. Это было так необычно! Я встала на границе земли и камня, точнее не встала, а присела — одну руку положила на дёрн, другую — на горячую плиту. И замерла.
Ряха, лишь только каменные зубы остались позади, скинул сапоги и побрёл по траве босиком. Снова ругаясь непроходимыми ругательствами, но теперь уже от облегчения.
— Думал, не дойду, — сказал он, облегчив душу. — Теперь надо воду найти.
Я последовала его примеру и разулась. Идти по пружинящей траве было удивительно приятно.
— Раз трава, значит, где-то ручей обязательно есть, — бурчал Ряха, обшаривая взглядом местность. — Ага, похоже, там.
И он направился к группе кустов.
В неглубокой лощине, заросшей тальником, тёк ручей, причем тёк интересно: рождался в горах, выскакивал на равнину, а потом уходил в каменные поля, теряясь там, где-то глубоко под камнями. Быстрая вода ручья остро блестела на солнце, каким-то колючим блеском.
Мы припали к воде, как лошади на водопое. Она была холодная, зубы ломило.
