Юлия Галанина - Первый и непобедимый
Хорошо, хвост помогал держать равновесие на этом наклонном зыбком ковре, так и норовящем поехать вниз вместе с тобой.
Как Ряха без хвоста умудрялся так хорошо идти, — не знаю. Но после меня осыпь гудела, как растревоженный улей, камни сыпались дождём, а он шёл чисто, сорвав не больше десятка камней.
Родник прятался в складках горы.
Ряха оторвался от меня и исчез за скалами, — и сразу стало страшно и одиноко. И ветер засвистел сильно, и склон показался круче, и вообще…
Я сразу стала чаще оступаться, чудом удерживаясь на ногах. Появился страх перед коварными камнями.
Но тут из-за скал показался дымок, светлый, жемчужный, почти прозрачный. И сразу всё поменялось, ну просто волшебно. Я снова была не одна и, забыв страхи, понеслась туда, где ждали вода и огонь.
Попади мы в это место выше или ниже — никакой воды бы нам не обломилось. Только здесь родник выходил на склон, а потом снова прятался в камнях.
Ряха нашел удобное место около крохотного водопадика, наломал чахлых, исхлёстанных ветром берёзок, развёл маленький костёр меж двух камней, поставил зазнобин чайник и теперь поддерживал огонь, подкладывая под дно чайника веточки по мере надобности.
— Как твои ноги? — спросила я, спускаясь к нему.
— Да так себе, — скривился Ряха. — Тут же всё боком идти приходится, похоже, опять мозоли будут, но в других местах.
— Мы хорошо поднимаемся?
— Нормально. Нам бы до ночи на гребень выйти, чтобы в темноте на камнях зубами не стучать.
— А если мы выйдем на гребень, тогда что? — удивилась я.
— С той стороны кусты должны быть, — объяснил Ряха.
Пожевав сухарики, в которые превратились постряпушки Ряхиной зазнобы и, запив их чаем, мы двинулись дальше.
У самого гребня пришлось помаяться, — скалы встали дыбом на пути, как крепостные стены, и отсекли путь наверх. Еле нашли щель, по которой проползли между ними, где змейкой, где паучком, а где и вовсе ни с какой живностью не сообразным способом. Ну разве что с пиявкой.
Но выбрались, встали на узком гребне.
И я с тоской увидела, что мы преодолели лишь первую ступеньку громадной лестницы.
Позади остался Шестой Угол Чрева Мира.
А впереди были горы. И они были куда выше и круче той, на которую мы с таким трудом поднялись…
* * *С северной стороны склон оказался значительно положе. Он почти до вершины был покрыт стелющимся по земле мохнатолапым стланником. По склону мы быстро спустились в долину между двумя хребтами. Находилась она примерно на той же высоте, что и родник, у которого мы останавливались днём. Только что с другой стороны горы.
По дну долинки бежала горная речка, около которой мы и заночевали.
Ряха наломал пушистых веток стланника, сделал из них подобие подстилки и с тревогой спросил:
— Ты ночью сильно брыкаешься?
— А я знаю? — удивилась я. — Это Янтарного надо спрашивать.
Рядом с подстилкой Ряха соорудил ночной костер из смолистых корявых стволов и сказал:
— Так и быть, я с краю.
Это означало, что мне он уступает место около костра.
— Эх, как бы шкура сейчас пригодилась, — вздохнула я. — Помнишь, которую ты мне в Хвосте Коровы сосватал?
— Еще бы, — отозвался Ряха. — Мировая ведь была шкура, я плохого не посоветую. Где она?
— Дома осталась. Кто же знал…
Я забралась на ветки к Ряхе под могучий бок и отключилась, даже не успев додумать мысль о том, что на таком неровном и жестком ложе нипочём не усну.
Ночью было холодно, но всё-таки Ряха с одной стороны и костёр с другой здорово помогали.
Снов я не видела. И ноги ныли.
* * *На следующий день был подъем на следующую гору. И спуск. И так до бесконечности день за днём.
Как мрачно предсказывал Ряха, еда кончилась на четвёртый день, а мы были ещё только в самой сердцевине горного пояса.
Но даже не это было печально: Ряха, похоже, простыл во время ночёвок. Костры не спасали, — да и с топливом здесь было плохо, мы были на такой высоте, где почти не осталось ни деревьев, ни кустов.
Он не обращал внимания на появившуюся боль в груди, но останавливаться мы стали чаще, чем раньше, и теперь не из-за меня, а из-за него.
На привалах мы хлебали горячую воду из чайника и подъедали крошки, оставшиеся на дне мешка.
Впереди уже замаячил хребет, венчавший эту гигантскую горную лестницу, и внушавший невольное почтение своими размерами. Он был не костистый, как окружающие его гряды, но какой-то округлый, ещё более громадный в своей обманчивой округлости.
— Его перевалить — и всё, пойдет спуск на равнину, — показал Ряха.
— Тогда пошли, — вздохнула я.
Перед последним хребтом расстилалось безжизненное плато, которое нам надо было ещё миновать.
А мы уже не шли, мы медленно брели.
И солнце не грело как раньше, холодно теперь было и днём, и ночью. Я не смотрела по сторонам, тупо шагала за Ряхой, безразлично глядя перед собой и машинально переставляя ноги. Камни были у меня перед глазами, камни были у меня в голове.
Мы перебрели через каменистое плато, не встретив ни ручья. Посидели у подножья гиганта, пытаясь хоть немного прогнать вцепившуюся в тело усталость, и в который раз полезли на склон. Он оказался никаким не округлым, таким же зубастым и шипастым, как и все те, что мы прошли — просто его громадные размеры сглаживали выпирающие из шкуры скалы.
И снова камни, камни, камни, камни, камни…
Когда впереди раздался звон чайника, я не сразу среагировала.
С усилием подняла голову — и увидела, что Ряха лежит на склоне выше меня.
Ничего не понимая, как могла быстро добралась до него.
— Ряха, ты чего?
— Отходился я, — прохрипел Ряха. — Всё, не могу больше.
— Ряха, вставай!!! — взвыла я дурным голосом, дёргая его за руку.
— Не могу, — сказал Ряха и затих.
— Да ты что?! — принялась я трясти его. — Ряха, ты не можешь!
Он не отзывался.
Мне стало страшно.
Все Ряхины мышцы были при нём, а легкие не выдержали…
Я трясла его, дергала, пинала, — без толку. Подвывая от скрутившего всё внутри ужаса, я тормошила и тормошила лежащего Ряху — но результата не было.
От полного отчаяния я укусила его в предплечье изо всех сил. На смуглой коже отпечатались два ярко-красных полукруга от моих зубов. Ряха не двигался. Глядя на след своего укуса, я тупо замерла, не зная, что же делать дальше…
— Иди без меня, — вдруг прохрипел Ряха, не шевелясь и не открывая глаз. — Кинжал мой забери, остальное не трогай: не умеешь. Иди.
— Ряха, я не пойду! — заревела я во весь голос, размазывая слезы и грязь по лицу тыльной стороной ладони. — Ряха, ну вставай, пожалуйста… Немного же осталось… Ты что, с ума сошёл?
