Татьяна Лайка - Дезертир
— Назовите ваши имена, — «попросил» генерал.
Любопытствующие взоры рекрутов устремились на дочку лавочника и Иера.
— Иер и Лялюня из деревни Дождевенки, — мгновенно отозвался один из солдат, заглянув в учетную тетрадь.
Главнокомандующий совершенно не обратил внимания на тот факт, что ни Ляля, ни Иер так и не подали голоса. С невозмутимым видом он приблизился к девушке и только опосля окинул ее сомнительным взглядом.
«Надо же, наш генерал тож человек!» — съязвил про себя Иер. — «Даже умеет удивляться».
Военачальник хотел было что-то сказать Лялюне, да только аккурат в это время подоспели чародеи. Двое. Один совсем уже старик, а другой — пацаненок, не иначе как зим четырнадцати, который на протяжении всего действа оставался стоять молча.
Видать, наставник и ученик, смекнула Лялька.
Всех их выстроили в шеренги, где девушка с «Трусом» оказались первыми, и начали… очевидно, проверять, решила Ляля. Старый чародей схватил — не больно, но весьма чувствительно — за плечо девицу и покрутил ее, осматривая, будто она — товар на рынке.
— Так, так, так… — деловито процокал он. — Что тут у нас?.. Ага, с девкой все и так ясно, а молодой человек…
Не договорив фразу до конца, маг резко отпустил Лялю, отчего та едва не удержала равновесие и чудом устояла на ногах, и начал выхаживать перед Иером, разглядывая того, как диковинную птицу, то с одной стороны, то с другой. Под прицелом острого взгляда Иера (и не менее острого — своего ученика), чародей описывал подле того круги, зачем-то закрывал глаза, что-то шептал, постоянно при этом нюхая сложенные лодочкой ладони. Затем остановился, будто бы прислушиваясь, и, щелкнув пальцами, выудил прям из воздуха длинную острую стрелу. Охотничью, не боевую. Которая, впрочем, тут же растворилась.
«Так и знала!» — вдруг отчего-то обрадовалась Ляля, однако ни маг, ни военачальник не выразили по сему поводу должного ликования. Напротив, генерал нахмурился, сузил глаза и уставился на Иера.
— Я думаю, мы куда-нибудь его пристроим…
— Согласен, — проскрипел рядышком старик. — Стрелки-охотники нынче редки в наших полках, однако сие никоим образом не умаляет их способностей. Кажется мне, что государь будет доволен.
— Да, вы правы, — генерал двумя пальчиками принялся закручивать усы. — Государь особо жалует редкие военные способности. Но что-то мы отвлеклись, прошу вас, продолжайте.
— Как скажете, — с готовностью отозвался чародей, вызывая очередного рекрута.
В следующие полчаса проверки будущих воинов на способности чародей выуживал мечи, щиты, пики, боевые толстые стрелы, время от времени даже подковы, и, соответственно, назначал специализацию войск для каждого конкретного юноши: мечники, щитоносцы, пикинеры, стрелки, и даже в отдельную группу — конники.
По завершении сей процедуры, присутствующие сержанты развели каждый свою группу по корпусам. Остались лишь Иер и Лялюня.
— Благодарю, вы славно поработали, — жестом отправив чародеев восвояси, военачальник приблизился к парочке: его еще с самого начала заинтересовала девка в богатом, расшитом золочеными нитками сарафане и косою до пояса.
— Скажи, — сощурился, измеряя взглядом Ляльку, генерал, — что такая красивая девица забыла в армии? Зачем тебе надо становиться медицинской сестрой? Ты ведь могла просто сидеть у папеньки на попечении, кушать карамельных петушков да медовые пряники, одеваться в красные сарафаны и вышитые сорочки, носить мягкие кожаные туфельки, возлежать на пуховых покрывалах с десятком подушек. Что же привело тебя именно сюда?
Про то, как она желала спасти свое девичье тело от грязных домогательств деревенских парней, дочка лавочника смолчала, впрочем, так же как и про то, что теперь, когда опасность миновала, с радостью покинула бы сие место. Она могла бы и отказаться от предложенной участи хоть сейчас и вернуться в родные места, только гордость «первой красавицы на деревне» была куда более всемогущей, нежели страх перед испытаниями.
— Я хочу помогать людям, — удивившись собственной решительности, заявила Лялюня.
Генерал лишь хмыкнул.
— Помогать можно и вне военных действий: для этого существует множество занятий. Более того, если ты хотела стать именно лекарем, то лечить народ от заразы можно и в родном селе, для этого необязательно ехать далеко от дома, — безапелляционно возразил он. — А теперь скажи, какова настоящая причина?
И под прицелом караковых глаз Лялька поняла… поняла, что сама не знает той самой настоящей причины, по которой она не отказалась от своего решения еще в деревне, наутро после ночи, проведенной в безопасности под стражей… почему за двенадцать дней пути ей даже мысли такой не приходило в голову… почему сейчас она стоит здесь и упорно твердит, что желает одного — стать санитаркой при военном стационарном госпитале…
— Я следую за ним, — тихо проговорила Ляля, всем сердцем надеясь, что эта ложь пройдет за правду, и кивая на ошарашенного подобным заявлением Иера. В конце концов, это почти и не ложь вовсе.
Губы военачальника расплылись в саркастической улыбке. Он не понял обмана в ее словах, удовлетворенно отметила Ляля.
— Молодость… любовь… безрассудство, граничащее с полным отсутствием мозгов… и, как следствие, смерть! — последние слова были произнесены нарочито жестко, словно удар дубиной. — Зачем мне такие воины, которые дорожат чем-то больше, нежели своей жизнью? Воины, которые не могут выложиться полностью в битве? Воины, у которых еще осталось, что ценить в этой жизни?..
«Да, да, такие воины совершенно не нужны в армии» — судорожно затаил дыхание Иер, изо всех сил надеясь, что его из-за этого не возьмут — «Трусы, сопляки, которые прячутся за бабской юбкой, которые возят своих женщин везде за собой, даже на службу». Мышцы напряжены, кулаки сжаты, глаза от страха зажмурены — юноша буквально горел надеждой на скорое «освобождение».
«Я не подхожу. Я не нужен армии. Правильно, что мне, презренному трусу и подкаблучнику здесь делать? Я не мужчина и не достоин службы в армии» — твердил он мысленно — «Спасибо, Лялька! Спасибо! Продолжай! Ну же, продолжай в том же духе!»
Только вот Ляля оказалась совершенно иного мнения. Девушка напрочь забыла о нежелании Иера становиться рекрутом, и уже вознамерилась до конца отстаивать честь и мужество юноши перед военачальником. Почему-то та трусость, которая жила в Иерее, и то презрение, что он вызывал у Лялюни, выпуская свою трусость наружу, начисто исчезали, когда Иер был рядом. В такие моменты девушка уже не помнила этого юношу жалким сосунком, умоляющим Дерза не трогать его, или ничтожеством, валявшимся в пыли перед старостой и всей деревней, прося не отдавать его на службу…
