Татьяна Лайка - Дезертир
Служба, какова бы она ни была почетна, претила самой душе парня, все так же остававшегося изгоем среди боевых «товарищей». Новобранцы завидовали тощему босому пацану, медленно, но верно становившемуся элитным бойцом, в то время как они навсегда остановились на уровне стандартных подразделений.
Еще более их раздражало поведение Иера: стоило его лишь припугнуть, как юноша принимался умолять не бить его, унижался и ползал в ногах, отчего его невыносимо хотелось раздавить сапогом, словно таракана, но было противно марать начищенную до блеска обувь. И здесь парень оставался трусом: Иер боялся даже сам сходить в нужное место.
А сколько раз ему приходилось плясать на потеху старшим солдатам, изображать лошадку и катать на своей спине громил-мечников, лазать на крыши и кукарекать оттуда в разгар ночи! Иеру, дабы уберечь себя от чужих кулаков, ничего не оставалось кроме как выполнять все требования и выставлять себя полным посмешищем. По крайней мере, успокаивала себя Лялька в особо тяжелые периоды, когда ей самолично хотелось придушить парня, днем он ходил без синюшных побоев и никогда не жаловался на обидчиков начальству. Может, думала она, потом, когда Иер и другие солдаты повзрослеют, все прекратится.
Но со временем становилось только хуже.
Всю зиму Иер возвращался в домик, из которого их с Лялюней так не выселили, со следами синяков, а однажды заявился с разбитым носом. Тогда Ляля благодарила бога, что стала санитаркой и успела к тому времени выучить много медицинских приемов, в том числе как останавливать кровотечение. Своей помощью она также помогала Иеру беречь все это в тайне.
Охрану у домика усилили: теперь на страже пребывали не двое, а уже четверо воинов. Каждое утро неизменно один их охранников отделялся и следовал за девушкой везде, даже в госпитале. Уставшая от домогательств истосковавшихся по женскому телу рекрутов, Ляля тихо радовалась конвоиру, ежедневно застывавшему у нее за спиной. Однако Иер относился к навязанному караулу иначе.
Юноша нервничал от присутствия личного «цепного пса» на тренировках, исходил тихим бешенством по вечерам в домике и подолгу не мог уснуть. Страж мешал всем созревающим в его голове планам.
И хотя парень никогда не делился этими планами с девушкой (они вообще редко и мало разговаривали), он иным часом замечал на себе ее взгляд, полный волнения и предчувствия беды. Она ничего не спрашивала, никогда не заводила разговоров на эту тему, но, казалось, будто бы она все знает… будто прочитала его мысли и теперь немо, одними глазами умоляет не делать глупостей.
Ляля действительно давно начала подозревать, что юноша готовит что-то. Но будет ли то побег или убийство кого-либо из обидчиков, не имела никакого представления. Ей становилось страшно от одной лишь мысли, что Иеру не удастся исполнить свой план и его поймают. Лялька уже не представляла своего существования без этого, временами ненавистного, временами жалкого, а временами презираемого человека… мужчины.
Черт, в конце концов, она здесь именно из-за него!
И так размышляя, ночь за ночью, девушка, первая красавица на деревне, не могла уснуть. Тяжкие думы, не дающие покоя, сопровождались завываниями ветра за окном и сиянием полной луны на черном небе.
«Да уж… красавица, нечего сказать!» — Ляля опустила глаза на спящего юношу.
Он за это время вытянулся почти на полголовы, стал шире в плечах и гибче в поясе, черты лица посуровели. Во всем Иерее появилась некая гибкость, присущая лесным народам. Это от тренировок, определила Лялька. Однако как не было у этого юноши силы, так и нет. Да и врятли вообще он когда-нибудь станет мускулистым, решила девушка, у него другая природа.
«А я? — грустно улыбнулась Лялюня, — На кого стала похожа я? Косу еще летом пришлось укоротить… она, конечно, уже успела малость отрасти, но все ж… Румянец сменился не проходящей бледностью, кожа стала грубой, словно у батрачки».
Еще один короткий взгляд на парня.
«Загар, — успела удивиться сквозь наползающий сон Ляля. — У него даже летний загар с лица не спал!»
Под тишину ночи девушка уснула.
Зима в этом году вообще выдалась на редкость лютой, но конец февраля по своей суровости бил все рекорды. Четверка стражников за порогом хором выстукивала зубную чечетку и практически в такт друг другу скакала с одной ноги на другую.
Учения на сегодня отменили. Нет, не по причине безграничной заботы о рекрутах, а исключительно из-за морозонеустойчивости военачальников, которые забурились куда-то и «согреваются» известными методами. Лялю тоже отправили восвояси из холодного госпиталя.
— Чаю будешь?
Девушка знала, что Иер не пьет чай, и приготовила только одну чашку, но по привычке спросила.
— Горячий? — заинтересованно протянул из-под одеяла Иер.
— Горячий.
— Сегодня буду.
Пока юноша выбирался из постели, Лялька достала вторую чашку. Она не особо удивилась внезапно появившемуся желанию Иера (мороз все-таки, а чай поможет трошки согреться), но была безумно рада проявлению в нем хоть какого-то живого интереса, и, боясь спугнуть его, словно птицу, быстро и без лишних расспросов наполнила кружку, подсунув ее парню.
Тот лишь разок отхлебнул перед тем, как скомандовать:
— Налей еще четыре чашки и позови сторожил.
— Зачем? — подивилась девушка. — Не положено…
— Да помолчи хоть! Эдакая стужа за стеною… Сама пожалей мужиков, твою ведь задницу охраняют!
«Не иначе как в лесу медведь сдох!» — про себя прокомментировала она внезапный приступ жалостливости Иера. Тот тоже догадался, что Лялька нипочем не поверила в его душевные качества, однако не без благодарности отметил, что девка, не поднимая лишнего ропота, отворила дверь и кликнула офицеров «попить чайку».
Благодарные воины ввалились в домик кубарем, толкая друг друга и на ходу снимая тулупы. Заледеневшими пальцами они хватали горячие кружки с парящим чаем и, обжигая губы, торопливо глотали. Малость согревшись, солдаты поумерили пыл и принялись перемежать чаепитие вспышками дружеского смеха. Иер смеялся вместе с ними, и только Лялюня никак не могла понять намерений своего сожителя.
Были бы окоченевшие от холода офицеры чуточку внимательнее, то и они бы заметили нехороший блеск в глазах гостеприимного «хозяина». А так, позабыв от радости все на свете, они наслаждались моментом, и когда Иер предложил переночевать «в тепле и тесноте, да не в обиде», знамо дело согласились.
Ляльку, как самую красивую и нежную, поселили в эту ночь на печи. Зад припекало, однако жаловаться не приходилось: мужчины спали на полу, где стократ холоднее и к тому же сквозняк. Должные по уставу блюсти здравие охотника и санитарки, стражи дрыхли, чисто младенчики. Их буйный храп, казалось, был способен заглушить военный набат.
