Наталья Беляева - Диковинница
Вера кивнула, отпивая глоточек ароматного чая.
— Да я, тётя Рада, очень мало знаю. Пусть лучше бабуля начнёт.
Вера Сергеевна подробно изложила историю о том, как встретила странную молодую женщину на дороге, что та успела сказать и что велела передать подросшей дочери. А ещё коротко историю их с Беляной жизни.
Радмила внимательно слушала Веру, не перебивая. На её лице отражалось глубокое раздумье, будто она складывала мозаику из разрозненных кусочков у себя в голове. Пару раз женщина смахивала слезинки белоснежным тонким платком.
— Значит, велела семнадцатилетия дождаться… — промолвила она вполголоса, — Понятно. Что именно Лика написала в записке?
Беляна прочитала короткое послание вслух.
— "Выбор за тобой", — рассеянно процитировала подругу Радмила. — Что ж, — бодро добавила после паузы, — Для того, чтобы сделать выбор, необходимо знать, на что идёшь. Разговор наш будет долгий. Возможно, не один вечер нам с вами просидеть придётся. Матушка твоя, Беляна, судя по всему, хотела, чтобы ты в наш мир вернулась. Но выбор тебе оставила.
— Какой мир? — для проформы спросила Белка. Она, кажется, уже знала ответ.
Радмила рассказала о том, как тысячу лет назад перед славянским народом встал нелёгкий выбор. Смириться перед выбранной князем новой религией или принять неминучую смерть. Борьба оказалась неравной. Под беспощадной рукой рабов божьих гибли тысячи свободолюбивых русов. Было уничтожено почти всё сословие волхвов, разрушены славянские светыни и сожжены ведические писания.
И тогда уцелевшие Солнечные жрецы созвали последнее вече. На котором было принято решение сохранить остатки древнего мира, пока его окончательно не уничтожили. Трое великих Волхвов в течение девяти дней и ночей сотворили нерушимый барьер, навсегда разделивший два мира. В память о той великой волшбе их земли были названы Тридевятыми.
* * *— Если ты примешь решение вернуться, я против не буду, — твёрдо заявила Вера утром за чаем. — Что уж тут говорить — я и сама не отказалась бы у них побывать. Хочется только знать, что ты там будешь делать?
— Не знаю, бабуль. Зерцальник вчера вырубился на самом интересном месте. Думаю, там есть чем заняться.
— Радмила не производит впечатления дремучей невежды. И разговаривает так же, как мы с тобой.
— Сама удивляюсь, — пожала плечами Беляна.
— С другой стороны — полагать, что у них за тысячу лет ничего не изменилось, по меньшей мере, наивно.
— К тому же волшебство… — девушка мечтательно подвела глаза к потолку.
— Волшебство и мирная жизнь, как раз, скорее тормоз прогресса, — уверенно произнесла Вера Сергеевна.
— Как это?
— Да так. Вот будь у тебя скатерть-самобранка, стала бы ты изобретать микроволновку? Да и вообще — зачем сеять, жать, хлеб печь, за скотиной ухаживать, если развернул её, родимую — тут тебе и хлеб, и молоко, и гусь жареный?
Белка рассмеялась:
— А будь у каждого по паре сапог-скороходов, не нужно было бы изобретать автомобили, самолёты и пароходы. Нет, пароходы, пожалуй, стоило бы изобрести. В сапогах по морю как-то неудобно…
— На этот случай есть ковёр-самолёт, — напомнила Вера.
— Точно, — согласилась Беляна, — И этот… летучий корабль, — добавила с усмешкой.
* * *Все последующие дни, вечер за вечером, словно домохозяйки к любимому сериалу, Вера и Беляна спешили к зерцальнику. Радмила была неистощима. Взяв с собеседниц обещание хранить в тайне всё, что услышат, она ничего не скрывала. И на вопросы отвечала без возражений.
— Мы с твоей мамой выросли в одной деревне, — рассказывала она, — Залесье называется. А когда обеим исполнилось по семнадцать, вместе поступили в Ведарию Мудрограда.
— Что такое Ведария? — подняла брови Вера Сергеевна.
— Учебное заведение, — улыбнулась Рада, — Так вот. Поступили мы туда на ведуний учиться.
— На ведуний? — поперхнулась Белка.
— Ну да — ведающих. Твоя мама была очень способной. Все преподаватели нахвалиться не могли, как быстро она всё схватывала. А на третьем курсе, когда к знаниям ещё и сила открывается, Милолика оказалась самой могущественной чародейкой в Ведарии. Но этого ей было мало, — Радмила погрустнела, — Она помимо использования ведовства, начала изобретать новые заклинания и заговоры. И меня в свои эксперименты втягивала. Чего только мы не вытворяли, вспомнить страшно! Но по молодости всё было нипочём. А целительницей она была отменной, так что ожоги наши да переломы на раз лечила. Помню, как долго мы мучились над заклинанием, что дверь в барьере открывает…
— Каком барьере? — всполошилась Вера Сергеевна.
— В том самом, Верочка. Что разделяет наши миры.
— А разве зерцальник — не такая дверь? Или его как раз мама изобрела? — подала голос Беляна.
— Нет, милая. Зерцальник — это лишь окно, открывающееся во время заката. Его действительно придумали мы с твоей мамой, но опробовать не успели.
Заклинание, открывающее проход, через который можно из одного мира в другой попасть всегда было, только держалось в строгом секрете. Вот его-то твоя мама и решила повторить. Но не вышло ничего. Вроде, и формулы подобрали, и формы учли, а чего-то не хватало.
Мне надоели все эти эксперименты, и я отказалась в них участвовать. А твоя мама — нет. Прибегала она однажды — весёлая, довольная. Намекала, баловница, что нашла недостающее звено. Теперь-то я понимаю, что она имела в виду. Закрутилось всё как-то — учёба, выпускные экзамены, потом сразу две свадьбы отыграли. Тут уж не до экспериментов было…
* * *— Ты будешь такой же, как твоя мама, — недовольно ворчала Вера Сергеевна, — Это надо удумать — опыты над собой ставить!
— Но ты ведь не знаешь, что было дальше! — возразила ей Беляна.
— Не поверишь, милая. Я знаю, чем дело кончилось.
Белка прикусила губу:
— Обещаю, бабуль, я такой не буду…
— Значит, уйдёшь туда и никогда не вернёшься, — глаза бабушки наполнились влагой.
— Я что-нибудь придумаю, — пообещала Белка.
— Вот мы и пришли туда, откуда начали. Ты будешь такой же выдумщицей, как твоя мама.
— Моя мама делала это ради эксперимента, а я — ради тебя! — в отчаянии воскликнула девушка, — Неужели думаешь, я соглашусь уйти, не имея возможности вернуться?
— Тсс, моя девочка, — Вера крепко обняла Белку, заметив, что та готова расплакаться, — Хочешь туда? — спросила, прижав белокурую голову к груди.
— Хочу, — подняла лицо Беляна, с мольбой заглянув ей в глаза.
— Значит, поедешь… — Вера Сергеевна пригладила непослушные волосы внучки, — Или пойдёшь, уж не знаю, как правильно. Но не смей там умирать! — приказала строгим тоном.
