Людмила Астахова - Дары ненависти
Казалось, что обитателям сердца Империи насыпали под хвосты перцу — всем сразу. Или, возможно, город просто подпалили с нескольких сторон, и теперь его жители торопятся тушить пожары. Суматошная беготня, крики разносчиков, возгласы извозчиков, всепроникающий запах угля и навоза — и все это мельтешение и бурление плещется в лабиринте улиц, безо всякого плана и порядка застроенных разномастными зданиями. Все эпохи и народы смешались в котле Саннивы, и варево получилось, на взгляд привычной к строгим порядкам Ролэнси Грэйн, абсолютно несъедобным. Этот город непригоден для жизни. И если бы победоносные войска Ролэнси, водрузив знамя Бегущего Волка над Виннстанской цитаделью, поинтересовались вдруг мнением Грэйн, она однозначно посоветовала бы сровнять Санниву с землей, а место, где она стояла, распахать и засеять… солью. Эрна Кэдвен успела возненавидеть Санниву заочно, поневоле слушая многочасовые охи и ахи попутчиков о красоте и перспективах столицы. При личном же знакомстве гнездо диллайн показалось ей еще гаже. Когти Локки! Грэйн сморщила нос, оскорбленный запахами Саннивы. В Эйнсли тоже жгут уголь и торф, а на мостовую ролфийской столицы также гадят лошади, однако в Эйнсли есть еще и море, пусть холодное и северное, но море. И ледяные ветра, налетающие с залива Мэрддин в бешеной пляске проносятся прямыми, словно клинки, широкими улицами, разгоняя дым и туман. Здесь над крышами дрожит мутное марево, а сама земля словно бы курится струйками летучего яда… Только когда у Грэйн разболелась голова, будто сдавленная пыточным обручем, ролфи поняла, что еще, помимо запахов и звуков, ее раздражает. Диллайнский бог, а точнее сказать — его повсюду понатыканные храмы и алтари. Подумать только, эти птичьи полукровки и впрямь так набожны и одержимы, как о них говорят! В Санниве, оказывается пары шагов не пройдешь, чтоб не наткнуться на очередное святилище.
Ненавистный город! Выжечь, выжечь, чтоб и памяти не осталось от этого разворошенного курятника!
Коляску ей удалось взять далеко не сразу — Грэйн чуть не охрипла, выкликая извозчика и огрызаясь на проклятия натыкавшихся на ее сундук прохожих. Забравшись наконец-то в экипаж и гавкнув кучеру адрес, ролфи прикрыла глаза и размеренно задышала, пытаясь усмирить взметнувшееся вдруг бешенство. Ненавистный город. Пусть Локка будет милостива и ее посвященной удастся нынче же осуществить задуманное и оставить Санниву навсегда.
Пансион госпожи Силдж являл собой результат все того же безумного смешения эпох и стилей. За типично ролфийским старинным каменным забором, в глубине садика, разбитого с потугами на диллайнский парк, притаился двухэтажный дом. Сложенный из крупных булыжников фундамент и первый этаж его, прорезанный узкими окнами-бойницами, верно, помнил еще братьев Удэйна-Завоевателя, и на такой надежной тяжеловесной основе откровенно диллайнский второй этаж со всеми этими колоннами, карнизами, штукатуркой и сандриками[19] над окнами смотрелся нелепо, как курица на насесте. Гипсовая имперская сова верноподданнически раскинула крылья на фронтоне, усиливая сходство. Грэйн мрачно фыркнула. Право, в декоре не хватает разве что шурианских змей!
Ролфийка со свистом втянула воздух сквозь до скрипа сжатые зубы. Нет, стереть все это, сровнять с землей, огнем и мечом вырубить и выжечь заразу, а пепел развеять над морем. И только так! Потому что не в том преступление диллайн, что они завоевали Синтаф — в конце концов и ролфи в свое время сделали то же самое! — нет, вовсе не в этом. Первые совершили гораздо худшее. Смешали народы между собой, так что и не поймешь теперь, кто тут диллайн, кто ролфи, а кто — шуриа. Понятно же, что незаконные дети Локки рассчитывали растворить в себе прочих, чтоб лишь один народ жил на свете, как в одиночку царит их бог на диллайнских небесах. Так, может быть, они и две лишние луны уберут с небосклона? Скрестить сов с волками да влить еще и змеиной крови — неудивительно, что в итоге получились выродки, которые скоро имен прадедов вспомнить не смогут. Что же, именно этого Первые и хотели? Право же, честнее уж сжигать и резать, чем так…
И воистину благословен Священный Князь! Лучше голой в пургу замерзнуть среди ледяных холмов Ролэнси, чем сгнить в этой имперской благости, утратив самое право называться дочерью Морайг.
И как же бесконечно несчастны те, кого уже наполовину переварили! Хозяйку пансиона следовало бы утопить из одной только жалости. От ролфи в ней остался только дух, запертый в оскверненном птичьей кровью теле, да зеленые волчьи глаза, в которых и то нет-нет да и мелькала совиная желтизна. Узнает ли ее Оддэйн у ворот своих Чертогов, пригласит ли войти — или беспощадная его Свора будет гнать бесприютную душу сквозь звенящую ледяную темноту, и нигде не обретет она покоя?
Однако это богам решать, а не Грэйн. Эрне же Кэдвен довольно и того, что имперская полукровка верно исполнила свою часть задания. В «угловой комнате с окнами на север и на запад» ролфи уже ждал конверт без подписи, закатанный алым сургучом. Наскоро освежившись и сменив белье, Грэйн подкрепилась рогаликами с молоком (неизменную имперскую кадфу ролфи брезгливо понюхала и отставила подальше) и собственноручно вычистила свое драгоценное пальто. («Ре-дин-гот, — зубрила она, запоминая. — Редингот».) В безумном Синтафе даже одежда называется так, что язык можно сломать! С другой стороны, к чему прапорщику вспомогательных войск Е. С. О. князя Ролэнси запоминать названия этих тряпок? Чтобы такое начали вдруг носить на Островах, надобно, чтоб разом переменился и климат, и государственный строй. Так что после завершения этой миссии одежные премудрости Грэйн никогда более не пригодятся, и если даже не улягутся в голове принципиальные различия между ре-дин-готом и спен-се-ром, беда невелика. Дома ждут не дождутся привычный уютный мундир и теплая шинель. Грэйн на мгновение позволила себе помечтать о пушистом волчьем воротнике и вздохнула в томлении. Из офицерского жалованья можно будет и пооткладывать на обновку.
Ну что ж… Ролфи задрала юбку и достала из-за подвязки скейн-даг, чтоб вскрыть письмо. Инструкции, надо полагать. Ну-ну, посмотрим.
А посмотреть было на что. Загадочную «союзницу» в Санниве, имя которой такой мелкой сошке, как Грэйн, знать не полагалось, лорд Конри называл «Леди-Сова». Верно, происходила она из диллайн высокого полета, ибо о происхождении и положении автора письмо прямо-таки кричало. Плотная, шелковистая на ощупь бумага с синеватым отливом, изящный бисерный почерк без единой помарки… А писано, должно быть, не иначе, как серебряным пером. Ролфи поднесла бумагу к лицу и понюхала, прежде чем прочесть. Едва уловимый аромат дыма священных курений и тончайшая струйка запаха, вызывающего в памяти образ мокрых перьев.
