Gedzerath - Рождение легиона
Переходить к чему-то большему они не спешили – судя по возбуждению, охватывающему тварей при первом же моем вскрике, они наслаждались самим ощущением моей содрогающейся под их копытами плоти, уже буквально хрустевшей от перекатывающихся в ней гематом, а может, они просто растягивали удовольствие, понимая, что им еще не удалось закончить свою работу… Хотя вряд ли. Ничто не могло бы помешать им перейти к следующей стадии пыток, ведь я уже сломалась, уже не пыталась ни убежать, ни сопротивляться, ни даже выползти из своего угла. Даже простое дыхание заставляло меня стонать от боли в основательно помятых ребрах, но инструкции, полученные ими от неизвестного мне «доброжелателя», явно учитывали и такое развитие событий, поэтому перед каждыми побоями, перед каждым глумливым гоготом, предвещавшим появление в камере двух подтянутых кобыл, с удручающей регулярностью меня переворачивали и вытаскивали на середину камеры, где склонявшийся надо мной жеребец внимательно оглядывал мое изуродованное побоями тело, после чего – уступал место неторопливо приближавшимся мучительницам. Пока мне удавалось прикрывать свой живот ногами, уже не гнущимися от полученных ударов, но я понимала, что долго это продолжаться не могло.
Ведь сил для сопротивления становилось все меньше.
«Это все твоя вина, и ты это знаешь!» – зудел у меня в голове противный голосок, все больше и больше напоминавший мой собственный. Не давая мне ни спать, ни просто забыться, он настойчиво звенел у меня в голове. Часы тянулись один за другим, словно мрачная, темная река, наполненная тягучей, липкой нефтью. Я не знала, сколько прошло дней или недель – темнота камеры, рассеиваемая лишь тусклым, желтым кристаллом, висящим в стальном, решетчатом плафоне под самым потолком, не менялась даже тогда, когда с пронзительным визгом открывалась тяжелая дверь, из темноты которой появлялись две ненавистные мне фигуры. Они приходили с разными интервалами, то чаще, то реже, но каждый раз, я содрогалась, со стоном отползая вглубь темного угла, в тщетной попытке укрыться от терзающих мое тело копыт. Шелушащиеся краской стены его были густо усеяны бордовыми брызгами – в последнее время я не могла даже выползти из него, чтобы поесть жидкой кашицы, миска которой периодически швырялась на пол камеры или справить нужду в вонючую дыру возле стены, а четырехногие садистки предпочитали не утруждать себя перетаскиванием меня в центр камеры, избивая в этом же углу – «Это все твоя вина!».
– «Асссатхххниииисссссь» – едва слышно выдохнула я. Тишина нарушалась лишь тихим стуком капель, но сил повернуть голову для того, чтобы узнать, что это, у меня уже не оставалось. Еще недавно я, периодически, с криком вскидывала голову, лихорадочно принимаясь шарить по своему животу в страхе, что побои и лишения все-таки спровоцировали преждевременные роды, но вскоре, апатия поборола даже этот инстинкт, и я лишь крепче стискивала задние ноги для того, чтобы… Уже и не знаю, зачем – «Я… Нхе… Стхамсаааа…».
«Да ты уже сдалась, просто признай это!» – не отставал голос, настойчиво звеня то в левом, то в правом ухе и кажется, даже облетая всю мою голову, мерзко звеня под раскалывающимся от боли сводом черепа – «Ты просто упрямишься, строишь из себя жертву! Ах-ах-ах, как же так, бедная, жеребая кобылка терпит такие лишения! А то, что повинна в них она сама – это мы забыли? То, что все это случилось лишь по ее вине – это мы пропускаем мимо ушей, как ничего не значащий факт? Будь ты и вправду простой кобылой – это можно было бы понять, но ты! Ты, новоиспеченный Легат Легиона – почему ты так долго и старательно строила из себя простую деревенскую дурочку? Что, в этом тоже кто-то виноват? Кто-то заставлял тебя строить из себя туристку? Кто-то приказал тебе отправляться в дорогу, никого не предупредив, словно путешествующую к родственникам селянку, хотя персоны твоего ранга должны передвигаться по стране лишь с эскортом и по заранее утвержденному маршруту? В этом тоже кто-то виноват, кроме тебя?».
– «Я мохуууу… Кута… Хощуууу…».
– «Нет! Не можешь!» – вновь рявкнуло у меня в голове, вызывая спазм боли, сотрясший все мое тело, бросившееся к стене. Холод ее немного унимал боль, остужая избитое тело и гудящую от побоев голову, но сегодня явно был не мой день – «Персоны твоего ранга передвигаются по стране в сопровождении, ведь они никогда не бывают одни! Никогда! Когда они спят, едят, моются, путешествуют – они несут с собой часть своей родины, своего государства! Принцесса не может пошевелить и бровью, тщательно не обдумав сперва этот шаг, ведь вместе с ней хмурится и улыбается вся ее страна, все горы, леса, реки, моря, города и населяющие их пони. Кобыла может быть тупой или беременной, но генерал, принцесса или Легат таковыми быть не могут! Никогда! И уж подавно они не имеют права вести себя так, словно они обычные туристы, игнорируя враждебные силы, явно старающиеся заполучить их в свои лапы, определив в комфортабельную камеру с видом на океан! Или ты не помнишь, как мы попали в этот райский уголок, уже по самый потолок забрызганный нашей кровью?!».
Застонав, я прижалась щекой к стене, с тихим подвыванием ощущая, как дорожки из слез вновь начинают терзать мои распухшие щеки. Я пыталась забыть, изгнать из памяти тот день или этот голос, раз за разом заставлявший вспоминать меня мой провал – и мой позор.
Но увы, забыть его я никак не могла.
* * *– «А ты и вправду ученица…» – голос подкравшейся Сои вывел меня из задумчивости.
– «Да. Официально мой титул звучит как «Первая Ученица принцессы Луны Эквестрийской» – сухо откликнулась я, не горя желанием продолжать этот разговор. Я уже давно не получала заданий от Госпожи, и если и попадала к ней в покои, то лишь для совместных посиделок на кровати, наблюдений за ночным небом или обсуждений имен для будущего жеребенка. От последнего я уворачивалась всеми силами – я решила, что не могу дать имя тому, чья метка, возможно, определит всю его дальнейшую судьбу, и решила понадеяться на наитие, на то слово, которое первое придет мне на ум при виде малыша. Возможно, это была последняя попытка дистанцироваться от предстоящих родов, пугавших не только меня, но даже Духа, а может, еще какие-нибудь психологические заморочки – я не знала, и лихорадочно старалась занять себя чем-нибудь, проводя все время в полетах, а потом и в разъездах по стране. Мейнхеттенский лагерь, силами Черри, был почти готов, и мне приходилось все чаще призывать к порядку Хая, уж слишком бурно повадившегося протестовать против столь длительной отлучки подруги. Кажется, он уже начал что-то подозревать, но это был тот секрет, который подруга едва ли не на пузе умоляла меня сохранять как можно дольше, раз за разом приводя в пример меня же саму, поэтому пока моему заместителю ничего не светило. Пусть помучается, попотеет от страха потерять одну из своих кобыл. Тем радостнее будет новость, которую она собиралась вскоре ему сообщить – «И не спрашивай меня, как правильно это произносить – я и сама не знаю, когда нужно говорить «принцесса», а когда – «Принцесса». Я же не придворная какая-нибудь, у них спроси!».
