Стеф Свэйнстон - Год нашей войны
— Да, пожалуйста. И разожги чертов камин — здесь холодно, как в заднице у Насекомого. Пойми, Волнорезы всегда были безнравственными паразитами и авантюристами. Спасибо. Перегрин Микуотер был моим старшим братом. Нас было восемь братьев и одна сестра. Перегрин был путешественником — в этом вы чем-то похожи. А еще он был великолепным лучником. Он отправился в Хасилит, чтобы увидеть место, где родился император. Большую часть своей жизни он провел на побережье, где построил усадьбу под названием Перегрин. Именно по его приказу были заложены и спущены на воду первые корабли, чтобы у нас появилась возможность перемещаться между островами. До этого флота у Авии не было. Мой брат хотел, чтобы авианские корабли были лучшими в мире» Отсюда и Ондин, и Авер-Фальконе, и Волнорез — все они ничто без мощи флота…
Когда мать умерла, Микуотер достался Перегрину. К тому времени я уже был в Круге, однако передача дворца непосредственно мне могла вызвать некоторые волнения. К тому же я был немного не в ладах с моими родственниками по материнской линии. Перегрин хорошо заботился о землях, но я знал, что его сердце отдано океану. Как у Аты. Он делал для дворца все, что мог, поскольку собирался перед смертью передать его мне. А я бы сохранил его навсегда. Проклятье… Я видел, как все они старели и умирали или были убиты Насекомыми. Шира, ты никогда не испытывал подобных мук.
Мой второй по старшинству брат был еще жив. Он считал, что станет следующим наследником и получит дворец в свои руки. Но у Перегрина были другие планы. Тогда брат попросил об этом меня. Я отказался, и у нас вышла ужасная ссора. Я сказал тогда, что он виноват в смерти моей сестры. Его семья сменила имя.
Волнорез Туман не пожелал привести с собой в Круг ту, с которой был обручен, надеясь, что у него будет бесконечное число молодых любовниц — он всегда был эгоистичным ублюдком. Но за всю жизнь у него не было никого, и нельзя сказать, что он от этого страдает!
Молния остановился и уставился на меня. Он уже разошелся — воспоминания о прошлом были для него как наркотик. Он опять сделал привычный жест правой рукой, и на ладони показался похожий на ленту шрам.
Я пожал плечами.
— Нам стоило бы сражаться с Насекомыми, а не друг с другом.
— О боже, Янт, я люблю тебя. Какая глубокая, а главное, свежая мысль. Пойми, биться из-за Аты стоит, поскольку она, может быть, единственный ключ к победе над ними.
— Ты любишь ее, не так ли? — поинтересовался я, закатывая левый рукав рубахи.
— Это не совсем так. Ладно, продолжай. Делай, что хочешь.
— Что?
— Да ладно. Ты ухаживал за Свэллоу, и тебе нужно расслабиться. Разве я могу тебя останавливать?
— Это скорее облегчение, чем награда, — пробормотал я, однако ощущение вины все же ушло.
Я ввел иглу, хотя меня все еще держал прошлый укол. Молния рылся в кармане своего расшитого красного камзола.
— Здесь у меня письмо от Аты ее мужу. — Он протянул мне прямоугольный конверт, надписанный очень женственным почерком. — Я не хотел бы с ним разговаривать, поэтому буду признателен, если ты его доставишь.
— Где его найти? В Харкорте?
— В госпитале. Райн врачует его сломанные ребра.
— О, Сейкер!
— Никто не смеет махать мечом у меня перед носом, Комета. Ты уж должен бы это знать.
Теперь, немного выговорившись и облегчив груз прошлых обид и горестей, который лежал на его плечах, Молния смягчился. Рассыпаясь в благодарностях, он ушел, пообещав вскоре вновь навестить меня. Он явно думал, что нашел союзника для поддержки Аты. Пробежав вниз по спиральной лестнице, он направился к конюшням. Я захлопнул дверь, закрыл ее на засов и наполнил резервуар моего дистиллятора свежей водой. Мне нужно было придумать, как отпарить печать, чтобы прочесть это письмо.
Насекомые продвигались в глубь поместий Танагер и Роут. Терн сообщила мне, что жители Роута собирают вещи и перебираются по побережью в Хасилит. Я направил десять дивизий фюрда Элеоноре Танагер и послал ей письмо от императора с советом двигаться на запад и рекомендациями относительно тактики.
Затем я задумался, как мне повернуть весь этот разговор о каравеллах и огромных состояниях. Я хотел уберечь Тумана и Ату от взаимоуничтожения, когда империи нужны были они оба. И еще — для меня лучше иметь дело с Насекомым, нежели просто подойти к кораблю.
Я выбрал подходящую одежду, помылся, поел простой пищи, которую надеялся все же удержать в желудке, и отправился к императору, где узнал, что Сан не намерен отклонять просьбу Аты о состязании. Затем я полетел к перевалу Симург и там, немного повисев на послушном ветерке над небольшой толпой зевак, определил, какие окна принадлежат Молнии и на каких из них опущены занавески. Приземлившись на подоконник, я постучал в стекло.
В окне появилась растрепанная Ата. Она раздвинула занавески и некоторое время мучилась с задвижкой. Одна ее щека была ярко-лилового цвета и сильно распухла, в середине нижней губы красовался широкий красный надрыв. И это лицо женщины, которая водила в плаванье сотни кораблей. Она была бледной настолько, что походила на призрака, но огонь негодования в ее глазах питал тысячи иллюзий.
— Королева кораблей, — пробормотал я, с ужасом глядя на ее ушибы и кровоподтеки, которые не мог скрыть никакой макияж. — Это Туман сделал такое с тобой? Я убью его собственноручно!
— Да, это он, однако вряд ли ты сумеешь что-нибудь сделать.
Лицом к лицу, скорее всего, и правда не сумею, зато в следующем бою с Насекомыми я могу, например, невыгодно расположить его войска. Или попросить Райн дать ему какое-нибудь жуткое зелье. Я достал письмо.
— Я просто желаю удостовериться, что ты действительно хочешь, чтобы твое послание дошло до адресата.
— Да, — сказала она дрожащими губами.
— Просто у меня есть странное чувство — некоторым образом догадка, — что когда ты его писала, ты была очень зла.
— Как?..
— На самом деле еще никогда, с тех пор как ты была юной девчонкой в полосатой кофточке, ты не выплескивала на бумагу столько яда.
— Я…
— Письмо получилось таким острым, что с его помощью можно разрезать рыбу. Эпистола, невзирая на краткость, просто сочится безумной ненавистью и жаждой возмездия. А такие слова могут привести к серьезнейшему конфликту между мужем и женой, в дополнение к войне с Насекомыми — к гражданской войне в Перегрине, опустошению, морям крови и решающей смертельной битве.
— Возвращайся, когда придешь в себя после наркоты, — рявкнула она.
— Так ты не жалеешь об этом? — попытался я зайти с другой стороны. - Ты хорошо знаешь Тумана и можешь предположить, какого результата ты добьешься этим своим письмом. Ты провоцируешь его или меня — ну, это ладно, я просто живу здесь…
