Галина Гончарова - Полудемон. Месть принцессы
И ничего не скажешь — сам попросил.
А что милость кривой оказалась… ну что ж, судьба.
Так что последнее время никто не рискует. Тем более дядя не очень хорошо относится к смердам, считая, что тем надо знать свое место…
Но Джек-то не рискует ничем. На руках он держит Изабель, глаза мечут молнии, лицо такое, что на месте барона я бы сейчас в ров залез и окопался…
— Ваше высочество, правом королевской крови рассудите нас!!!
Барон и вякнуть не успевает, как я спрыгиваю с коня.
— Я, Александр Леонард Раденор, правом крови и рода обещаю тебе…
— Джек из рода Норрет.
— Обещаю тебе, Джек из рода Норрет, суд честный, скорый и справедливый. Назови своего обидчика.
— Барон Пантин!
Я перевожу взгляд.
— Барон?
— Да ложь это, ваше высочество!
— Что — ложь?
— Все!
Я картинно задумываюсь. Во дворе наступает такая тишина, что слышно даже, как воробьи гадят. Все примолкают. Исторические события твориться изволят.
— Ну, давайте выслушаем обе стороны.
Первым высказывается Джек, рассказывая ту историю, которую я уже слышал.
Вторым — барон.
Медовары, оказывается, были должны ему денег, причем дикую сумму. Так что он просто взял свое. А жена уважаемого Норрета… ну-у… попала под раздачу. Бывает. Он компенсирует! Хотите сто золотых?
Ну ладно.
Сто двадцать.
Джек хватается за меч, я поднимаю руку.
— Барон, так медовары были вам должны?
— Да, ваше высочество.
— Расписку.
— Э?.. А…
— Мы сейчас с вами поднимемся в ваш кабинет, и вы мне предъявите их расписку. Не под честное же слою вы деньги давали?
— А… именно что под честное слово…
— Неправда! — вот тут голос уже подает Изабель. — Отец никогда никому ничего должен не был! Барон просто хотел секрет нашего меда…
Я киваю:
— Ага. Расписки нет. Ваше слово против слова медоваров, так?
— Ваше высочество! Но я дворянин!
— Я тоже! — рявкает Джек. — Только не первый сын, но кровь в моих жилах не менее благородна, чем в твоих, мерзавец!
Я ухмыляюсь. Это тоже было оговорено.
— Тогда пусть вас рассудит Божий суд.
И об этом мы с Джеком переговорили заранее. Время было.
Никто и чихнуть не успевает, как я нахожу взглядом местного холопа и махаю ему рукой:
— Благослови, светлый…
— Да свершится все по воле Светлого Очищающего и под его справедливым взором!
А что ему еще остается делать? Лучше уж слушаться принца, а то и огрести можно.
Барон ахает, но спорить не решается. Понадеялся на доспехи и оружие… зря. И то и другое у Джека было — и ничуть не хуже. Ровно через двадцать минут дело было закончено. Джек и барон встают в круг, барон осторожничает, Джек прыгает вперед, занося меч, барон отшатывается — и Джек принимается наступать. Удары сыплются со всех сторон, барон начинает нервничать, оступается — и пропускает взмах меча, который отделяет его голову от шеи.
Обезглавленное тело еще стоит какое-то время, но потом обрушивается на землю, заливая все вокруг кровью из артерий.
— Бог явил свою волю! — громко провозглашаю я. — Да будет так Джек из рода Норрет, отныне ты — первый барон Норрет! Дарую тебе в возмещение за твою обиду и обиду несчастных земли Пантина, правь ими мудро и справедливо.
Все смотрят на меня, как на живое воплощение Светлого.
Но с другой стороны… жена у барона была, но законных детей пока не прибавилось, не так давно женился, бесприданницу взял. Кухаркины дети по двору бегали, но наследовать ничего не могли. Так что…
Выделить девчонке приданое — и пусть Джек ее замуж выдаст, за кого она захочет. Я ее неплохо за ужином разглядел, личико печальное, глаза опущены, на руках синяки…
Если человек сволочь — так он ею и останется. С семьей ли, с другими…
Сволочь — это состояние души.
И я направляюсь писать официальные бумажки. Надо же, чтобы никто не подкопался.
Домой, ко двору… к Карли.
* * *Задержаться мне пришлось еще на двенадцать дней, пока Джек не вошел в курс всех дел. Изабель поправлялась, медоварни отстраивались с новым размахом, бывшие разбойники обзавелись кто формой стражников, кто куском земли, и в лесах воцарился покой.
И наконец я распрощался с другом. Мы пожали друг другу руки — и я уехал.
Вот и Алетар.
Белый город в изумрудной оправе холмов, у ног которого плещется синее море.
И я мчусь во дворец.
В свои покои.
Конечно, надо бы доложиться дядюшке, но какой, к темному, доклад?! Карли! Мой цветок, мое солнышко…
Был вечер, но свет горит. Я врываюсь в комнаты.
— Карли?
— Ее нет.
— Рене?
Друг сидит в углу, читая книжку. Сейчас он откладывает ее и встает.
— Алекс… нам надо поговорить.
— Что случилось?
Сердце сжимает тяжелая лапа беды. Что с Карли? Мертва?
Нет! Я бы почуял! Я же некромант! Ее душа пришла бы ко мне!
Заболела?
Вылечу!
— Сядь.
— Рене!
Друг мнется, смотрит в угол, жмется… я как следует встряхиваю его за плечи.
— Ну?!
— Карли вышла замуж.
— Что?!
Я почти падаю в кресло. Ноги не держат.
— Карли вышла замуж.
— Н-но… КАК?!
Рене вздыхает и принимается рассказывать. Действительно, блеск двора нравился Карли. Но я-то! Вислоухий осел! Болван!
Тупица!
Как я мог не заметить, что Абигейль обрабатывает мою девочку?
Да, я знаю, что за спиной меня называют «принц-ублюдок», ну так что же? Пусть пока, все равно я потом казню половину этих придворных паразитов! Но я не мог подумать, что Карли будут дразнить «ублюдочной невестой». Подло, исподтишка — но ведь от этого не менее больно!
Смешки там, подколки здесь, иголки тут…
А потом я уехал.
Том и Рене как могли защищали мою невесту, но могли-то они как раз немного. Абигейль приказывала — и они прыгали. А та приблизила Карли к себе, сделав фрейлиной.
И тут появился — Он.
Где-то дней через десять после моего отъезда, я даже не доехал еще до баронских земель.
Виконт Латур.
Молодой, красивый, богатый… и с ходу начавший активно ухаживать за Карли. То есть сразу же предложивший ей руку и сердце.
Уж что ему пообещала за это Абигейль — оставалось только гадать. Но…
Карли сначала сопротивлялась, но потом их застигли в недвусмысленной ситуации.
— Насколько недвусмысленной? — уточняю я. Слушать было тошно и почему-то стыдно. Словно подглядываешь за чужими любовными утехами.
Рене мнется, как холоп в борделе.
— Ты что — в монастыре?
— Их застигли, когда виконт целовал на балконе твою невесту, — звучит от порога голос Томми.
