Терри Гудкайнд - Разлученные души
Что делало его полезным. Или опасным.
Людвигу внезапно пришла в голову мысль.
— Откуда ты знаешь, в какую книгу вносить пророчество? Ты сначала заканчиваешь одну и потом переходишь к следующей?
— Нет, каждое пророчество следует записывать в соответствующей книге.
— И как ты их распределяешь?
Хмурый взгляд Молера пробежал по тумбам, на которых лежали книги. Он казался смущенным вопросом.
— Магистр Дрейер, каждое пророчество следует записывать в подходящем месте.
— Как ты понимаешь, к чему относится пророчество? — терпеливо спросил Людвиг. — Тебе говорит епископ?
— Нет… Нет, это было моей работой. — старик указал на свитки. — Сам он пророчества не открывал, просматривая их лишь после того, как я переписывал. Он говорил, что удобнее читать, когда все записано одной рукой. Некоторые письма оказывались грязными, смятыми, порванными, так что порой было сложно разобрать написанное, и он ждал, когда я их перепишу. Я понимал смысл пророчества и аккуратно записывал его для епископа.
— Но как ты решаешь, в какую именно книгу внести то или иное пророчество?
— По теме, разумеется, — со всей искренностью ответил писарь. — Я записывал пророчества в подходящие книги. Поэтому, если епископа интересовала определенная тема, он обращался к конкретной книге, а не тратил время на просмотр всех. — Молер указал на объемную книгу. — Например, здесь все пророчества о доме Ралов. Конечно, распределять пророчества сложно, поскольку зачастую они относятся к нескольким темам. В таких случаях я стараюсь определить основной посыл и на свое усмотрение записываю их в надлежащие книги.
— Сущий бред, — пробормотал Людвиг.
— Магистр Дрейер?
Тот хмуро посмотрел на писаря.
— Значит, записи не связаны по хронологии. Эти темы и события не имеют друг к другу отношения.
Людвиг хорошо знал, что хронология важнее всего. Какой толк от пророчества, если оно говорит о событиях тысячелетней давности?
Если только не потребуется узнать о нем.
Скажем, о великой войне и судьбе императора Сулакана.
Молер пожал плечами.
— Мне редко удается определить время, о котором говорится в пророчестве, магистр Дрейер. Поэтому мы отталкиваемся от его темы и отправляем в нужную категорию.
Людвиг понимал, что эта работа бессмысленна. Невозможно понять истинную суть пророчества, просто прочтя его. Пророчества почти всегда туманны, со скрытым подлинным смыслом. Их слова — лишь спусковой механизм для особо одаренных. А зачастую слова пророчества и вовсе маскируют истинный смысл.
Но эта работа, целая жизнь Молера — пуста. Разделение по группам имело смысл, лишь если бы истинную суть определял человек с даром или оккультными силами, который вызывал видения пророчества.
Похоже, епископа не интересовало, что он тратил жизнь писаря на бессмысленную работу. Зато у Ханниса было место, где тот в любое время знакомился с пророчествами и где они записаны одним почерком для легкого чтения, а на разделение Молером даже не обращал внимания.
На пути к книгам с пророчествами, которые Ханнис получал из других источников, внимание Людвига привлекло нечто на большом столе. Тогда он решил, что может взглянуть на книги позже. Наверняка, там лишь ненужные пророчества, которые Дрейер уже знал. Ведь он сам их отбирал, наиболее важные оставляя себе, а остальные — менее ценные — отправлял в цитадель, где они ждали своего часа.
Он направился к загроможденному столу, на котором его внимание привлек древний на вид свиток. Развернув его, Людвиг увидел сложный узор линий, соединяющих созвездия элементов, которые образовывали язык Сотворения. Наклонившись и изучив надписи на свитке, Людвиг нахмурился.
— Небесный свиток, — изумленно прошептал он и взглянул на старика, наблюдавшего за ним. — Это же Небесный свиток, — повторил он, но уже громче.
Старый писарь не проявил заинтересованности.
— Если вы так говорите, магистр Дрейер. Я ничего не знаю о свитке и не могу его прочесть, а лишь записываю одно пророчество за другим. Только Ханнис Арк разбирается в подобном. Это его сфера деятельности.
Его сфера деятельности.
Очень опасная сфера деятельности.
— Хочешь сказать, есть и другие?
Молер облизал губы.
— Не уверен. Этим занимался Ханнис Арк, но, думаю, свиток — один из немногих, во всяком случае, с подобными символами. Хотя здесь есть и другие причудливые вещицы, магистр Дрейер, которые, возможно, похожи на эту.
— Покажи.
Людвиг последовал за сгорбленным стариком, когда тот направился к шкафу напротив каменной стены. По дороге Людвиг резко остановился. По спине прошел ледяной холодок.
— Духи… — прошептал он.
— Магистр Дрейер? — спросил Молер, оборачиваясь.
Людвиг поднял взгляд.
— В комнате были духи. Я чувствую их сущность, след, что остается после них.
Молер боязливо огляделся, словно ожидал их неожиданного появления из воздуха. Четыре Морд-Сит у двери тоже огляделись, но ничего не заметили. Стоявшая рядом Эрика осмотрелась и затем пожала плечами.
— Что тебе известно о духах, которые здесь были? — спросил Людвиг старика.
— Ничего, магистр Дрейер. — Молер поколебался и добавил: — Могу сказать, порой мне казалось, что в этой комнате действительно бывали духи.
— Я была здесь с епископом, — произнесла одна из Морд-Сит. — И мне тоже казалось, что здесь неспокойно.
— Потому что комнату населяли духи, — ответил Людвиг.
Молер вновь огляделся, словно опасаясь, что незримое существо опустится ему на плечо.
— Так здесь и правда есть духи?
— Были. Но сейчас нет. В этой комнате были духи.
Молер заморгал.
— Если вы так говорите, магистр Дрейер. Я не знаю о подобном, епископ не рассказывал о духах.
Людвиг понимал, что Ханнис Арк не посвятил бы скромного писаря в обсуждаемые с существами из другого мира вопросы.
Кивком и жестом Дрейер призвал старика вернуться к тому, что тот собирался показать. Молер повернулся и открыл дверцу шкафа, демонстрируя целую стену из ячеек, почти в каждой из которых лежал свиток.
Людвиг вытащил один из них с потемневшими от возраста краями, бережно развернул, стараясь не повредить. Как он и думал, вещицей оказался еще один Небесный свиток. И хотя Дрейер не встречал раньше подобные углы азимута, язык Сотворения он знал. Поэтому смог прочесть пророчество, серьезно его встревожившее.
Взволновали его не столько слова, сколько их суть, словно пророчество было живым существом.
Свиток говорил о времени, когда самому пророчеству будет положен конец.
