Мастер Чэнь - Любимая мартышка дома Тан
– Ну, видишь ли… В принципе его смерть нам точно ни к чему, и вот как раз сегодня я собирался писать ему о некоторых его интересных идеях насчёт торговли железом – а попросту, оружием,– минуя территорию империи… Но ведь придётся сначала узнать, что премьер ещё придумает,– задумчиво мямлил я, не сводя глаз с потолка.
Всё, что мне на самом деле требовалось, – это запереть полководца в его ставке, чтобы он чувствовал себя там как загнанный зверь. Ну, и по возможности, – чтобы уважаемый премьер-министр напрочь отказался от посылки войск на новую авантюру, опасаясь глупостей со стороны Ань Лушаня с его сотней с лишним тысяч пограничников.
Честное слово, это было всё, что мне требовалось, – на большее я не рассчитывал.
Ну, может быть, ещё надеялся отвлечь Рокшана сумасшедшими идеями о дружбе с халифатом – опять же через северные торговые пути, через земли киданей и других тюрок. (Хотя идея была и в самом деле неплоха, и её следовало обдумать.)
А пока что – всё, что угодно, лишь бы полководец месяц за месяцем высиживал в своей норе и в итоге окончательно перестал понимать, что же происходит в Поднебесной.
И у меня это отлично получалось.
Просто потрясающе получалось.
Игра шла прекрасно.
Но прошло каких-то два осенних месяца – и все мои тонкие комбинации фигур были небрежно и бессмысленно сметены с доски.
И под нескончаемым, льющим днём и ночью дождём, замёрзший и отчаявшийся, я метался между кварталами Чанъани, спасая свою жизнь.
КНИГА ШПИОНОВ
Земля сотрясается под обломками рушащихся городов великой империи. Герой побеждает, но горьки его победы.
Друзья и близкие уходят один за другим, он прощается со всем, что было ему дорого. Ему остаётся лишь дорога, вечная дорога.
ГЛАВА 15
УДАР
За сотни и тысячи лет существования Поднебесной империи ни в каких летописях не было зарегистрировано таких осенних дождей, нескончаемых и непрерывных. Были бессчётные разливы Жёлтой и Великой рек, были засухи и голод. Но чтобы день за днём, неделя за неделей элегантная и уютная столица превращалась в насквозь пропитанную промозглой влагой, вдобавок пахнущую едким угольным дымом тряпку, – такого не было никогда.
Наши склады почти опустели – моё указание прекратить закупки шёлка действовало. Но те тысячи купцов, у кого оставались ткани, царапали себе лица от отчаяния: спрессованная в кипы материя мало-помалу пропитывалась влагой, и сделать с этим что-либо было невозможно. Невозможно было и заманить в лавки покупателей. Столичные жители грелись у жаровен с углём, в огромных количествах потребляли горячее вино и кроме этого почти ничем не занимались.
Возжигания благовоний у алтарей предков и статуй Учителя Фо не могли остановить это тоскливое несчастье – то влажное шуршание по листве, то вялое «кап-кап» по покрывающимся зелёной плесенью крышам.
И ничто не могло остановить книжников, поэтов и интеллектуалов, наклонявшихся друг к другу за очередным горячим чайником и шептавших неизбежные в этой ситуации слова: «Небо отказывает земным правителям в своём покровительстве. Надо готовиться к бедствиям, к событиям жутким и небывалым».
И вот бедствие наступило для меня.
Всё началось очередным серым утром, которое я встретил в согретой жаровнями с углями комнате над ресторанами Сангака, где решил остаться после долгого вечернего совещания и столь же долгого ужина. Вместо лёгкого утреннего супа, однако, меня ждали встревоженные лица моих друзей: судебные приставы только что арестовали чанъаньского представителя торгового дома Ношфарна.
Ничего подобного в столице не было с незапамятных времён – в империи слишком хорошо знали, что купцы, идущие сюда по Великому Пути, – это кормильцы государства. Налог шёлком собирают с каждого двора. Шёлк – это попросту деньги, потому что у всего – у колчана со стрелами, мешков с рисом, лошадей и женщин – есть цена в штуках простого шелка.
Но вся эта математика имеет смысл, только если шёлк этот можно отправить по Пути на Запад, в обмен на лошадей и множество других товаров. Иначе его попросту было бы слишком много. Обидеть купца – значит нанести вред империи.
Но тут пришли новые известия: арестованы все управленцы торгового дома Авлада и сам Авлад, оказавшийся в этот момент не в Самарканде, а в Чанъани.
– Охрану привести в состояние предельной готовности, – сказал я сквозь зубы. – Здесь – прежде всего. В моём доме – не обязательно. Похоже, что я туда уже не вернусь.
– Уже делается, – мгновенно отозвался Сангак.
Я перевёл взгляд на полоски серого неба среди намокших навесов – неба, по которому ползли клочья беловатого тумана и дыма. Думать надо было очень быстро, а скрываться – ещё быстрее.
– Юкук, – сказал я. – И ты, Сангак. И обязательно, Меванча. Все, кроме ханьских письмоводителей. Все мгновенно – то есть вот сейчас, – перемещаются в запасные дома. Они в порядке? – обратился я к Сангаку.
– Во многих сыро, – мгновенно среагировал он. – А так – да.
Геройствовать в ситуации, когда неизвестно было ровным счётом ничего, а арест мог последовать в любой момент, было бы бессмысленно. Исчезать надо было сейчас, а думать после. Тем более что процедура исчезновения всех нас в случае подобных событий была отработана Сайгаком довольно грамотно. За полдня торговый дом Маниаха – точнее, его верхушка, – как бы растворился в сыром воздухе.
Повинуясь моим приказам, все – включая ставшую очень серьёзной и собранной Меванчу, – начали разъезжаться с подворья поодиночке и парами.
Их никто не задерживал.
Выехал на промозглые от дождя улицы и я в сопровождении двух охранников.
А потом начался спектакль. Мы втроём сошли с коней, зашли в винную лавку (естественно, отнюдь не в первую попавшуюся) и очень быстро вышли из неё – всё та же компания: богатый западный торговец и два его охранника – но роль одного из охранников играл уже я, а место на моём коне и под моей тёплой накидкой занял мой охранник.
После чего один человек остался в очередной лавке, а прочие продолжили путь, неуклонно продвигаясь в сторону Западного рынка. По пути к нам присоединился ещё один человек Сангака.
Для постороннего наблюдателя все эти странные манёвры должны были выглядеть довольно загадочно, разгадка же была проста. Суть дела была в том, что люди постоянно подменяли друг друга.
У входа на Западный рынок наша троица зашла в хлебную лавку и вышла из неё, после чего три человека тронулись в трёх разных направлениях. Ну а я сам, в белом переднике пекаря, остался в лавке у печей; а настоящий помощник пекаря в это время угрюмо подпрыгивал в моём седле под нескончаемым дождём.
