Мастер Чэнь - Любимая мартышка дома Тан
Ян же в это время, как оказалось, находилась не так уж далеко от нас-тоже в городе, в книжной лавке на набережной, в очередной раз закупая новинки с пылающего севера. Домой она вернулась сразу после меня, и только когда её паланкин поднесли к высокому крыльцу и хозяйка дома вошла в прохладный полумрак комнат, она дала волю восторгам.
– В Поднебесной появился новый великий поэт,– сказала мне Ян драматическим шёпотом.– Его читают все, его переписанные десятками кистей стихи есть в любой лавке. От его строчек – просто холод по шее. Какое счастье!
– Что, неужели как Ли Бо? – вяло спросил я, устраиваясь на мягкой лежанке.
– Другой, совсем другой, – замахала руками Ян. – Ли Бо писал о красоте жизни, о луне и цветах. А этот… Его стихи пахнут дымом пожарищ, в них звучит металл. А ещё – он и сам настоящий воин и герой. Почти такой же, как ты. Знаешь, что с ним произошло? Его арестовали мятежники, когда он, переодетый в крестьянское платье, пробирался через их боевые порядки в ставку императора в Линьу.
Тут я заинтересовался – история действительно была, скажем так, по моей части.
– Они притащили его в Чанъань, сделали рабом и заставили таскать награбленное, грузить на спины верблюдов. О Небо, жители несчастной столицы, наверное, теперь никогда не смогут видеть обыкновенных верблюдов без ужаса – сколько же их, караванами, ушло в пещеры к варварам! Казалось, что грабить уже нечего, но верблюды приходили снова и снова… Какие страшные дни пережила Поднебесная…
– И что наш герой в крестьянском платье? – напомнил я ей.
– Он работал – но месяц за месяцем наблюдал, записывал, составлял планы варварских позиций в столице. И готовился к побегу. И ведь бежал! Он пробрался-таки в ставку к Сыну Неба, рассказал ему все, один на один, а потом, как ты уже знаешь, был штурм столицы. И мы победили. И наш великий поэт стал советником императора. Да ведь ты однажды встречав его! – вдруг спохватилась она. – Хотя вряд ли ты помнишь, он тогда держался как-то скованно, наверное, потому, что стихи его были тогда не так знамениты. Но вот когда началась война… Это просто невероятно, какая сила звенит теперь в его строчках!
– Ты забываешь, что хоть и медленно, и в два приёма, но что-то прочитать я могу, – напомнил я, преодолевая лень, чтобы встать с лежанки и подойти к ней. – Может быть, я всё-таки способен оценить и эти стихи? А заодно и вспомнить, о ком же речь?
– Ты невероятный, прекрасный человек, более достойного я не знала, – сказала мне она прерывающимся голосом. – Но не обижайся – вот этого ты никогда не сможешь оценить. А жаль, как жаль…
Я склонился над её плечом, на тёплой коже которого играли отблески свечей, и с изумлением увидел в правом верхнем, заглавном углу свитка знакомую фамилию господина Ду. И ещё его имя, которого до этого момента я не знал и не интересовался им: Фу. А дальше выстроенные Ду Фу в боевые порядки ряды прямых жёстких иероглифов двинулись на меня, как воины империи из клубов красной пьии, под мерный рёв барабанов:
Когда ворвались варвары в столицу
И овладели алыми дворцами,
Все девять храмов начали дымиться,
И Млечный путь стал красным, словно пламя.
На десять ли взлетела черепица,
И занавеси жарко запылали,
И предков наших древние таблицы
Среди развалин жарким пеплом стали.
И бушевал всю ночь грабёж позорный,
Не кончившись и в утреннем тумане,
Пока толпа предателей придворных
Писала поздравленья Ань Лушаню.
Но вот победы барабан ударил,
И мы войска империи встречали,
И радовались от души от самой,
Что вновь сажают тутовые рощи,
Что снова строятся дворцы и храмы,
Исполненные истинною мощью.
Сам государь руководил обрядом,
И я стоял, не зная, что со мною,
С могучими сановниками рядом.
Мне, нёсшему таблицы из нефрита,
Колокола звучали золотые,
Ворота храма были мне открыты,
Всё ликовало, как во дни былые.
Сияло солнце, небо было сине,
Счастливое блаженствовало утро.
И во дворце, на женской половине,
Огонь румян подчёркивала пудра.
