Илья Одинец - Младший вовсе был дурак
— Элоиза — начальница Картотеки. Утопленница. А прятаться от неё не обязательно. Если, конечно, ты не хочешь попробовать её осчастливить. Она утопилась, потому что мечтала об идеальном поцелуе.
— Это ты к чему?
Я закашлялся, скрывая эмоции, а Ленка свои скрыть не смогла — покраснела и отвернулась.
Конечно, Элоиза — красотка, но целоваться с утопленницей… Я сжал губы, чтобы унять прокатившуюся по телу дрожь, и дал себе слово действовать как можно осторожнее. С Элоизой я лучше познакомлюсь в официальной обстановке.
— Если явка провалится, — попытался пошутить я, — увидишь возле двери моей комнаты три утюга.
Шутка вышла несмешной. И тем более несмешным было то, что случилось дальше.
Глава 20.
Три утюга
— В Картотеку лучше идти днём, — предупредила Ленка, провожая меня до комнаты, — но ждать нельзя. Посиди у себя часов до одиннадцати, и отправляйся. К этому времени Элоиза должна заснуть и неприятностей не будет. Возьми вот это.
Лаврентьева протянула мне сапфировую брошь. Я поморщился.
— Сроду не носил побрякушек.
— Она заговорённая. Приколешь к воротнику рубашки и увидишь путь к Картотеке. Я не могу тебя проводить по понятным причинам, а заклинание на плиты пола наводить нельзя — Бюро регистрирует всю магию, применяющуюся в его стенах. Так что побрякушка побрякушкой, а без неё Картотеку ты не найдёшь. И будь добр, подбери рубашку под цвет, чтобы брошь не бросалась в глаза и выглядела простым украшением.
Я вздохнул и сделал последнюю попытку избежать встречи с Элоизой:
— А почему бы просто не отдать мои штаны Люциусу, и пусть он проверит их, как проверял клочок рубашки Ондулайнена?
— Потому что он не счёл это нужным. А раз так, нечего лишний раз нервировать начальника Отдела уничтожения последствий. Последствия последуют незамедлительно.
— Ясно. Как насчёт вахтёрши, Акулины Гавриловны? Эта пожилая леди обязательно спросит, куда я направляюсь так поздно вечером. И учти, врать я не умею.
— Тебе и не придётся. Скажешь, что идёшь в Картотеку, остальное она придумает сама.
Ленка попрощалась до утра и ушла к себе, а я отправился в свою комнату. До одиннадцати часов оставалось куча времени, и я решил принять ванну, выпить чашечку кофе… Но в комнате над моей кроватью висел призрак тощего усатого мужика в подштанниках и с волосатой грудью.
— Цимлянский?
— И тебе не болеть, — буркнул дух. — А здороваться кто будет?
— Привет. Что ты тут делаешь?
— Тебя жду.
— Я имею в виду это измерение. Ты ведь должен сопровождать Ласа.
— Конь попаданца, путешествующего по Ленории, героически пал, не выдержав тягот перехода. Сдох, короче говоря.
— Жаль. Так и предполагалось, или это произошло случайно?
— Так всегда бывает, когда в тело вселяется чужая душа. Ты тоже ножки протянешь, коли я решу тебе в ухо залезть. Не сразу, дня через два, но протянешь. Конь — необходимая жертва.
— Тогда что ты тут делаешь? Теперь я имею в виду мою комнату.
— Говорю же, дурья твоя башка, тебя дожидаюсь. Долго ещё глупые вопросы задавать будешь?
— Пока не ответишь. Зачем тебе понадобилась моя дурья башка?
Призрак взвыл, сделал головокружительный кульбит над кроватью и через стену нырнул в ванную. Вынырнул оттуда с перекошенным от злости лицом и выпученными глазами и влетел в комод. Я невозмутимо прошёл в туалет, умылся, разделся и постучал в дверцу шкафа.
— Чего надо? — посреди дверцы образовалось недовольная физиономия духа.
— Вообще-то, это мой комод, и я хотел бы переодеться.
— Переодевайся, — милостиво позволил призрак, и вернулся на место, где я его обнаружил, когда вошёл, — в пространство между потолком и кроватью.
Я уже понял, что Цымлянский — беспардонный и наглый тип, и вести себя с ним нужно соответственно. Лучший метод заставить его побыстрее всё рассказать — игнорировать. Я нашёл в шкафу чистые штаны, больше напоминающие панталоны Мальвины на рисунках в книжке «Золотой ключик, или приключения Буратино», и светло-синюю рубашку. Цветом она не слишком подходила к броши, но я справедливо решил, что и камень и ткань рубашки, пусть и с натяжкой, можно назвать голубыми, и этого достаточно. Тем более я всё-таки планировал обойтись без знакомства с несчастной Элоизой.
— Тебе не интересно? — не выдержал призрак. — На Ласа напали! Кикиморы. Чуть до смерти не защекотали. Если б не они, Фрагор прослужил бы мне прикрытием ещё неделю!
— Зачем мне об этом знать? Расскажи Люциусу.
— Люциус в курсе. А ты, вроде как, привязался к этому пацану.
— Я? Привязался? Ещё чего.
Я дёрнул плечом, рассматривая себя в зеркале. Дорожка от кровати к двери явственно светилась мелкими оранжевыми звёздочками.
— Ну если не ты, так Лаврентьева. У них вроде, хм, — призрак сделал вид, будто смутился, а потом выпалил: — целовались они! — и сделал в воздухе кульбит.
— Вот ей бы и рассказал, — огрызнулся я. Под ложечкой засосало, в желудке, несмотря на недавний ужин, образовалась неприятная пустота. — Я здесь причём? Чёрт!
Волосы топорщились, как у енота после полуденной трёпки, я пригладил их ладонью, но лишь внёс ещё больший беспорядок.
— Интересно, — сделал вывод Цымлянский. — И обидно.
— Что интересно и что обидно?
Я разозлился. Этот ненормальный призрак припёрся в мою комнату, обозвал дурьей башкой, а теперь строит из себя всезнайку и многозначительно хмыкает!
— Интересна твоя реакция на моё сообщение. А обидно, что я продул Акулине Гавриловне последние подштанники. Ты таки в неё втюхался.
— Чего?!
Я обернулся, но Цымлянский, дико захохотав, влетел в потолок и исчез.
Втюхался. Вот ещё! Придумали! Знал бы он, куда я иду и что собираюсь делать… ладно, не собираюсь, но сделаю, если придётся. Ради благой цели.
Я сердито отвернулся от зеркала и вышел в коридор.
Оранжевые звёздочки мерцали, образовав на полу дивный узор. Жаль, его не видит никто, кроме меня, и жаль, что он ведёт мимо Акулины Гавриловны.
— Куда собрался на ночь глядя? — добродушно поинтересовалась вахтёрша, постукивая спицами.
Теперь она вязала перчатку с нечеловечески длинными пальцами. Яркие красные, синие, оранжевые и салатовые полосы сливались, придавая изделию фантастический вид.
— В Картотеку, — признался я и поспешил пройти мимо, но женщина не планировала так просто отпускать свою жертву.
— В Картотеку? Это зачем же?
— Не «зачем», — невинно ответил я, — а «к кому».
