Джон Норман - Побратимы Гора
— Уже — закат, — заметил один из парней. — Нам пора гнать этих самок кайилы к деревне, где нам ещё придётся стреноживать их и привязывать на ночь.
Я видел, что часть животных смотрели на белокурую девушку с ненавистью. Однако, были и те, что подошли к ней и нежно поцеловали, приветствуя её в обществе сестёр ошейника. Насколько же несчастны и сварливы, сколь обижены и зажаты те, кто завидует другим полным жизни и удовольствия в их искренности.
— Хэй! — закричали юные краснокожие пастухи, раскручивая свои лассо.
— Моя благодарность, парни! — кричал я им вслед.
Они махали мне руками, показывая, что услышали и поняли мои слова. Я отошёл в сторону, наблюдая, как они без суеты погнали своё стадо в сторону стойбища.
Белокурая девушка повернулась лишь однажды, и помахав мне рукой, послала мне воздушный поцелуй гореанским способом, поцеловав свои пальцы и помахав ими в воздухе. Я возвратил ей поцелуй, и также помахал рукой вслед. Постояв немного и подождав пока стадо двуногих животных отгонят подальше, я тоже направился к деревне. Меня ждала встреча с Кувигнакой в вигваме Кэнки. Мы были приглашены на ужин.
— Это было здорово, — похвалил я, только что проглоченный ужин.
— Спасибо, Господин, — довольно, отозвалась Виньела.
— Не порти мне рабыню, — предупредил Кэнка, с улыбкой.
— Извините, — улыбнулся я.
— Это было превосходно! — присоединился к похвалам Кувигнака.
— Спасибо, Господин, — улыбнулась Виньела.
Трапеза была намного больше, чем просто варёное мясо. На самом деле это было вкуснейшее мясо тушеное с овощами и приправами, некоторые из которых Виньела выпросила у Гранта.
— Разве Ты с этим не согласен? — удивился Кувигнака, глядя на брата.
— Возможно, — уклончиво ответил Кэнка.
— Мой господин доволен своей едой? — поинтересовалась Виньела.
— Возможно, — повторил наш хозяин.
— Жалкая рабыня надеется, что её скромные усилия порадовать своего господина были успешны.
— Это было неплохо, возможно, — уклонялся от прямого ответа Кэнка.
— Не порти рабыню, — смеясь, предупредил Кувигнака.
— Я люблю служить Вам, Господин, — сказала Виньела.
— Даже если бы тебе и не нравилось служить мне, — усмехнулся Кэнка, — Ты всё равно будешь делать это превосходно.
— Да, Господин.
— Поскольку Ты — рабыня, — добавил он.
— Да, Господин, — согласилась она, и добавила: — Ваша рабыня.
Он пристально на Виньелу.
— Если я не нравлюсь Вам, избейте меня, — сказала девушка, склонив голову.
— Не беспокойся. Если я буду недоволен тобой, то порки тебе не миновать, — успокоил Кэнка свою рабыню.
— Как Ты думаешь, её он часто будет её пороть? — поинтересовался у меня Кувигнака.
— Почему-то я так не думаю, — ответил я.
— Господин, — прошептала Виньела, обращаясь к Кэнке. Её глаза были мокрыми от слёз. Я заметил, что глаза хозяина направленные на рабыню возбуждённо сверкнули.
— По-моему в тушеном мясе было многовато овощей, — обратился я к Кувигнаке, делая вид, что не замечаю напряжённости между Кэнкой и Виньелой. Большую часть блюда — мелкорубленые овощи и мясо, мы ели из небольших чашек, наполненных Виньелой поварёшкой сделанной из кости кайилиаука. Куски мяса и овощей покрупнее, мы, как это принято в Прериях, доставали ножами прямо из казана. Кэнка, возможно из-за нашего присутствия, а может потому, что он хотел ещё больше углубить рабство Виньелы, кормил её с руки. Это иногда делается с рабынями, поскольку это помогает напомнить им, что они — домашние животные, и что они во всём зависят от рабовладельца, в том числе, это касается пищи. Также я заметил, что во время ужина, рабыня, взяв еду с его пальцев, украдкой успевала куснуть, лизнуть или поцеловать их, и чем дальше шёл процесс кормления, тем всё более возбуждённой становилась девушка. А ещё, мне показалось, что Кэнка поднося к её рту небольшие кусочки, сжимал их несколько плотнее, чем было необходимо, чтобы просто кормить рабыню.
— Это как-то необычно, не так ли? — спросил я.
— Да, — ответил Кувигнака. — Это — продукт, по большей части, с полей Ваниямпи.
— Я так и подумал, что это оттуда, — сказал я.
Собственно ваниямпи были, сельскохозяйственными рабами краснокожих. Они занимались фермерством и работали в садах, делали другую работу для своих краснокожих владельцев.
— Кого-то посылали в загоны за продуктами? — спросил я.
— Ваниямпи сами доставили их, — объяснил Кувигнака. — Это было сделано, ещё когда решался вопрос об этом стойбище.
— Я понял.
На время празднеств, которые всегда привязывались с появлением стада кайилиаука, местоположения больших стойбищ различных племен были заранее известны. Это делало выполнимой поставку продуктов, что было затруднительно большую часть года, когда племена, кланы, а то и отдельные семьи разбросаны рассеянными группами на большой территории, а зачастую ещё и постоянно кочуют по Прериям.
— А есть ли кто-то из Ваниямпи в стойбище сейчас? — заинтересовался я.
— Да, но они скоро уходят.
— Как скоро? — спросил я.
— Я не знаю, — пожал плечами Кувигнака.
— Я встречал кое-кого из ваниямпи, — вспомнил я. — Они были из места называемого ими «Сад Одиннадцать». Интересно, были ли те, кто сейчас в стойбище оттуда.
— Они вполне могут быть оттуда, — сказала Кувигнака. — А зачем они тебе?
— Я тут подумал, что могло бы быть интересно, встретить моих знакомых среди них. А ещё, мне интересно узнать там поживает та, кто раньше была Леди Мира из Венны, которую поработили и приговорили к проживанию среди Ваниямпи.
— Я помню её, — зло сказал Кувигнака, поморщившись. — Долгие дни я провёл, прикованный к её телеге цепью.
— Конечно же, Ты жалеешь её, — усмехнулся я, — приговорённую, с особой, почти непередаваемой для женщины жестокостью, к такому наказанию.
— Она была тщеславной и высокомерной женщиной, — буркнул Кувигнака. — Мне нисколько её не жаль.
— Но ведь она знавала другую жизнь, — продолжал я подшучивать над моим молодым другом. — Она же не родилась и не выросла в загоне Ваниямпи.
— Я не жалею её, — сказал Кувигнака, не понимая шутки.
— Конечно, теперь она, эта уважаемая и отвергнутая, праздная и всего лишившаяся женщина, будет готова умолять о том чтобы её раздели, выпрашивать у мужчин удар плети и возможность почувствовать как её ноги широко разводят, крепко привязывая лодыжки к распоркам.
— Я ничуть не жалею её, — разозлился Кувигнака. — Она была груба и жестока. Пусть себе томится, и остаётся недорабыней, в загонах Ваниямпи.
