Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — Вильдграф
— Вы лучший, десятник Рич!.. И по своим подвигам вы давно уже не десятник.
Птицы в кустах притихли и начали заинтересованно прислушиваться. Кто-то завозился в гнезде, на него шикнули. Я пробормотал:
— Еще рано делать такие поспешные утверждения. Меня десятничество устраивает вполне.
Она покачала головой, красивая и чуточку высокомерная.
— Еще и достойная героя скромность? Это похвально. Я разрешаю вам участвовать, благородный Рич.
— В чем? — спросил я с подозрением. — А то, знаете ли… вляпаться недолго, а я теперь такой осторожный, все время смотрю под ноги. На небо и под ноги, на небо и под ноги.
— Город готовится к состязаниям, — объяснила она с достоинством. — В конце лучшие из лучших воинов будут представлены королю. Он возьмет их на службу и приблизит к двору. Вы наверняка примете участие…
Я покачал головой.
— Мне служба не нужна.
— Дело не только в службе! Я поинтересовался:
— А в чем еще?
Она победно улыбнулась.
— Победитель сможет просить моей руки. Даже, если он совсем не знатен.
— А-а-а-а, — сказал я, — тогда понятно, почему столько народу стремится на это увеселение. Наверное, все мужчины королевства?
Ее победная улыбка стала шире, а блеск в глазах ярче.
— И не только, дорогой герой! Не только. Больше половины явится, как обычно, из соседних… И даже дальних.
От нее, красивой и гордо выпрямленной, пошла тугими волнами аура власти и могущества, наконец-то нащупала, где у нее абсолютное и неоспоримое преимущество.
— У вас будет прекрасный выбор, — сказал я одобрительно. — Не осмелюсь больше злоупотреблять вашим вниманием, прекрасная, даже прекраснейшая принцесса!.. Я пошел, пошел, пошел…
Она вскинула брови, я чувствовал, как в ней монолит уверенности треснул, когда как никогда была уверена в его несокрушимости.
— Куда?
— Как всегда, — ответил я и зевнул, показывая культуру варвара, что пренебрегают условностями. — Спа-а-ать… Мы, герои, спим помногу. Другие — как хотят, а нам это полезно. Пусть совсем уж орлы сражаются за женщин! Мужчина должен драться за великое. Конечно, повиснет на шее женщина — и уже легче, но, увы, я не ищу легких путей. Потому, если повисает…
Я умолк, она договорила насмешливо, однако почему-то прозвучало печально и потерянно:
— …то сбрасываете, чтоб не мешала вашему коню мчаться навстречу ветру.
— Вы знаете варианты лучше?
Несмотря на некоторое смятение, она ответила слишком быстро, чтобы быть придуманным только что:
— Конечно! Где-то остановиться, жить гордо и достойно. Я усомнился:
— На одном месте?
— Но когда-то же надо?
— А как же насчет умереть на бегу? — спросил я коварно. — Всех мужчин страшит смерть в постели. Если от старости. А вот в дороге или в сражении… красота! Бежишь-бежишь, а потом к-а-ак с разбегу мордой о дерево! Сразу красиво брык на бок, язык в сторону, копыта врозь, глаза вытаращил, но уже ничего не видишь. Мечта!
Солнце выглянуло из-за верхушек деревьев и с жадностью залило ее жгучими лучами расплавленного золота. Принцесса, напротив, зябко передернула плечами.
— Мужчин не понять, — сказала она потерянно. — А если вдруг встретите наконец женщину, ради которой можно сделать все, а не только остаться?
Я вспомнил, что надо выпрямиться и напрячь живот, а то в разговоре быстро забываем, поиграл мускулами груди и сказал сумрачно и гордо, как подобает романтику:
— Я из другого… племени. И теста. У нас мужчины, что пронесли любовь к одной женщине через всю жизнь, сейчас только в песнях. Мужчине нужна женщина! Но нам мало ее тела, мы начинаем дорисовывать ей ценности, которые видим только мы, настоящие или придуманные — не важно, одухотворяем и возносим ее к небесам, а затем и влюбляемся.
— Как… интересно, — произнесла она осторожно.
— Но это не значит, — сказал я с предостережением, — что так останется навечно, хотя в памяти песен остались именно такие случаи. Многое может разрушить любовь… и тогда снова поиск. Мужчина без любви не может. Женщина… ну, для нее не любовь важнее.
Она посмотрела на меня несколько странно.
— Да? А я была уверена, что все наоборот. Это женщина без любви не может.
— Любовь могут позволить себе немногие, — объяснил я печально и гордо. — Это слишком большая роскошь, к тому же она обязывает. Абсолютному большинству достаточно уюта, тепла и домашнего хозяйства. И кучи сытых и веселых летей.
— Но почему мужчины, — спросила она, — оставив женщин, уходят на войну?
— Оставив женщин, — сказал я, — но не любовь к ним.
Она наморщила нос, став на мгновение очень женственной.
— М-да… Как с вами непросто.
— Почему?
— Быть женщиной, — сказала она рассудительно, — очень трудно уже потому, что, в основном, приходится иметь дело с мужчинами.
— А как ваш отец? Он постоянно с ними имеет дело.
Она снова наморщила нос, я с удовольствием засмотрелся на милые морщинки.
— Отец имеет дело не с мужчинами, — сообщила она и не ожидая моего вопроса, уточнила, — а с воинами, торговцами, политиками, строителями…
Она улыбнулась привычно высокомерно, как бы снисходя к варвару, объясняя ему такие простые вещи, а я старался не видеть ее высокую полную грудь, пухлые созревшие губы, сладостный изгиб плеча, странный и завораживающий, даже обещающий нечто, подумал смятенно случайно это у нее или же сработал инстинкт, понуждающий показать себя в нужном свете подходящему самцу. Она может даже не подозревать, что ее тело уже принялось за работу, выдав хозяйку, но если я сдуру сочту это за приглашение, вполне искренне могу схлопотать по роже.
В саду показался ярл Элькреф, увидел нас, нахмурился и пошел ускоренной походкой. Женщина — яблоко и змея разом, мелькнула мысль. Все от Бога, как говорит по-своему набожный сэр Растер, за исключением женщины, потому их можно обожать, но держаться от них лучше подальше.
Я сказал с широкой улыбкой и подчеркнуто громко:
— Я просто счастлив, ваша светлость, что вы изволили… снизошли… и все такое, до простого десятника… но не смею отнимать у вас драгоценнейшее время, которое вы можете истратить, скажем, на ярла Элькрефа, что спешит к нам. Я пошел с вашего позволения…
Она оглянулась на ярла, гримаска неудовольствия промелькнула на ее лице, но кивнула с кислой улыбкой:
— Да-да, идите.
Я поклонился, затем отвесил такой же учтивый поклон Элькрефу и пошел, стараясь не выглядеть вызывающе бравым, что может взбесить кого угодно, не только ярла.
ГЛАВА 8
