Денис Чекалов - Сумеречный судья
Лишку еще ни разу не ударили; но он вел себя так, словно его непрерывно били на протяжении нескольких часов.
— Зденек, — произнес Элдарион. — Мы ведь с тобой всегда хорошо понимали друг друга, верно?
Прозвучало так, словно Лишку не станут избивать.
Тот был настолько наивен, чтобы поверить.
— Мне нужна рукопись, Зденек, — продолжал Элдарион. — Хочу, чтобы ты это понял.
Он постоял немного, повернувшись к Лишке спиной.
— У меня много времени, — сообщил демон. — Чертовски.
— Я не знаю, где рукопись, — произнес маркиз. — Правда, не знаю.
— Может, это и так, — согласился Элдарион.
Дэйбрил ухмыльнулся.
— Тогда потом я перед тобой извинюсь. Ты пойми, Зденек. Мне мало твоего слова. Я должен быть уверен. Начинайте, ребята.
Дергар отошел в сторону.
14Бурый болотный имп в форме привратника подлетел к нашему экипажу и раскрыл передо мной дверцу.
Вечер наносил на небо легкие штрихи сумерек. Здесь рано начинало темнеть; словно сама природа хотела создать неустойчивое, романтическое настроение для жизни и смерти поэта.
Когда громыхание лифта замерло, нас встретила тишина.
В холле издательства никого не было; только старый гном, с обвислыми усами, как у моржа в детском комиксе. Он читал книгу, аккуратно обернутую в газету.
На стенах висели портреты знаменитых писателей — Гоблина Скарабейки, Мертонда Дингла и Джонатарна Хиггинса; если подойти к картине, и посмотреть в глаза автору, как он сразу же начинал читать вслух, густо и с выражением, — правда, не свои книги, а соседа; при этом поглядывал на того с ухмылкою и словно говорил:
«Экую же чушь ты написал, парень!»
В центре холла поднимался фонтан с волшебной водой; стоило отпить из нее, и тебя начинало тошнить стихами. Выходили, порой, весьма неплохие; жаль только, что все права на них сразу отходили издательству.
— Не вижу стаи писателей, которые бы осаждали офис с рукописями в зубах, — произнес я.
Френки осматривала пустующий холл с видом богини войны, которая недоумевает — отчего земля еще не усеяна трупами павших.
— Пока что ему не приходили бить морду, — констатировала она. — Даже мебель не сломана.
Стоило подойти к двери и протянуть руку, как створка отворилась сама. Орк, закрывший собой проход, выглядел куда более неприступным, чем запертые засовы.
— Офис закрыт, — сказал он.
— Вижу, — подтвердил я. — Тобой.
Френки проворковала:
— Думаю, я продам вам идею одной книги! — сообщила она.
— Какой? — поинтересовался охранник.
Он спрашивал так серьезно, словно на самом деле поверил, будто девушка принесла ему синопсис. Конечно, орк никогда раньше ее не видел, но принять Френки за литераторшу…
— Она называется «Почему Аркаша ест только кашу», — пояснила демонесса.
Я постарался сделать вид, что не знаю эту девушку.
— И почему? — крайне заинтересованно спросил охранник.
— Потому, что ему выбили зубы!
Орк приходил в себя так долго, что я испугался — не хватил ли его инсульт.
— Это плохой сюжет для детской книжки, — наконец сообщил громила. — Знаете ли, в них не должно быть насилия.
— О, это будет книжка для взрослых, — пообещала девушка. — Очень для взрослых. Может быть, ее даже станут продавать в специализированных магазинах.
— Я люблю такие, — сообщил охранник. — Но вот читать не очень.
— Не расстраивайся, — ласково улыбнулась девушка. — Ты увидишь все своими глазами. В первой главе избивают одного кретина, который стоял в дверях.
— Зря он это сделал, — согласился охранник.
15Дэйбрил Элдарион обернулся с таким недоумением, словно его корабль потонул, а он понял это лишь в тот момент, когда рыбы стали стучаться в иллюминатор.
— Что происходит? — спросил дергар.
Френки вынула из кобуры револьвер и приставила к голове издателя.
— Вопрос, — сказала она. — Сколько друзей поэзии умрет на этой неделе?
Два огра у стены играли в обои. Ими был Зденек Лишка, и третий громила старался приклеить его к штукатурке. По всей видимости, забыл про раствор, и потому только зря обивал кулаки о живот маркиза.
Когда мы появились, эти трое прервали свое занятие. Лишка же продолжал делать то, что и прежде; испытывал боль.
— Вот значит, как создаются книги! — протянула Френки.
— Я раньше думал, — произнес я. — Книги делаются так: пришел поэт, легко разжал уста, и сразу запел вдохновенный простак — пожалуйста! А оказывается — прежде чем начнет петься, долго ходят, разомлев от брожения, и тихо барахтается в тине сердца глупая вобла воображения.
Элдарион склонил голову.
— Плохие стихи, — констатировал он. — Размер не соблюден, рифма не клеится. И причем здесь вобла? Непонятно. Надо еще редактировать и редактировать.
— Издатели все такие образованные? — спросила Френки.
Три огра, что размазывали Лишку по стенке, теперь стояли, не двигаясь; неподвижные, как напечатанные буквы, но в любой момент готовые объединиться и обрести смысл слова.
Револьвер, приставленный к голове Дэйбрила, гораздо больше беспокоил охранников, чем его самого. Здравый смысл подсказывал, что должно быть наоборот; но вера способна творить чудеса.
Элдарион не верил, что его могут застрелить — вот так, среди белого дня, в собственном офисе, и на глазах телохранителей. Строго говоря, в этом он сильно ошибался.
Охранники же считали — если сделанная ими ошибка заставит Френки спустить курок, их ждет суровое наказание от Элдариона.
Даже если дергара к тому времени убьют.
— Сейчас поясню, — негромко произнес я.
Вращающееся кресло, стоящее в центре комнаты, привлекло мое внимание, и я сел в него.
— За эти сутки погибло уже двое. Мою партнершу расстраивает, что ни одного не убила она сама.
— Врезать ему? — спросил охранник, который украшал физиономию Лишки расплывчатыми пятнами кровоподтеков, в стиле сюрреализма.
Черт, а ведь парень мог стать художником…
Думаю, он имел при этом в виду, что еще раз ударит Зденека; не мог же огр всерьез полагать, что я позволю ему приблизиться.
— Не будь дураком, — ответил Элдарион, и маленькие глазки дергара скосились на револьвер, приставленный к голове.
Значит, он все-таки видел пушку… Это внушало мне тихую радость.
Если быть точным, глаза демона не были маленькими; но какие-то обрюзгшие, заплывшие кожей, так что выглядели раза в два меньше.
— Зачем быть таким требовательным, — примирительно произнес я. — Твой помощник тот, кем был рожден. Он не сможет измениться.
