Руслан Шабельник - Песнь шаира или хроники Ахдада
И тогда царь Юнан взял у врача молоток и схватил его рукою, и сел на коня, и кинул перед собою шар и погнался за ним, и настиг его, и с силой ударил, сжав рукою ручку молотка. И он до тех пор бил по шару и гонялся за ним, пока его рука и все тело не покрылись испариной, и снадобье не растеклось из ручки. И тут врач Дубан узнал, что лекарство распространилось по телу царя, и велел ему возвращаться во дворец и сию же минуту пойти в баню. И царь Юнан немедленно возвратился и приказал освободить для себя баню; и баню освободили, и постельничьи поспешили, и рабы побежали к царю, обгоняя друг друга, и приготовили ему бельё. И царь вошёл в баню, и хорошо вымылся, и надел свои одежды в бане, а затем он вышел и поехал во дворец и лёг спать.
Вот что было с царём Юнаном. Что же касается врача Дубана, то он возвратился к себе домой и проспал ночь, а когда наступило утро, он пришёл к царю и попросил разрешения войти. И царь приказал ему войти; и врач вошёл, и облобызал перед ним землю, и сказал нараспев, намекая на царя, такие стихи:
Само витийство чтит в тебе отца,
Когда другой от страху - ни словца.
Твое лицо чудесным светом
От гнева очищает все сердца.
И да не хмурят брови времена
Перед лицом, что светит, как луна.
Ты сотворил со мною милосердьем
То, что с лугами делает весна.
Стремясь к добру, добра ты не жалел
И скряжливость судьбы преодолел.**
И когда он кончил говорить стихи, царь поднялся на ноги и обнял его, и посадил с собою рядом, и наградил драгоценными одеждами. (А царь, вышедши из бани, посмотрел на своё тело и совершенно не нашёл на нем проказы, и оно стало чистым, как белое серебро; и царь обрадовался этому до крайности, и его грудь расправилась и расширилась).
Когда же настало утро, царь пришёл в диван и сел на престол власти, и придворные и вельможи его царства встали перед ним, и к нему вошёл врач Дубан, и царь, увидев его, поспешно поднялся и посадил его с собою рядом. И вот накрыли роскошные столы с кушаньями, и царь поел вместе с Дубаном и, не переставая, беседовал с ним весь этот день.
Когда же настала ночь, царь дал Дубану две тысячи динаров, кроме почётных одежд и прочих даров, и посадил его на своего коня, и Дубан удалился к себе домой. А царь Юнан все удивлялся его искусству и говорил:
- Этот врач лечил меня снаружи и не мазал никакой мазью. Клянусь Аллахом, вот это действительная мудрость! И мне следует оказать этому человеку уважение и милость и сделать его своим собеседником и сотрапезником на вечные времена! - и царь Юнан провёл ночь довольный, радуясь здоровью своего тела и избавлению от болезни; а когда наступило утро, он вышел и сел на престол, и вельможи его царства встали перед ним, а визири и эмиры сели справа и слева.
Потом царь Юнан потребовал врача Дубана, и тот вошёл к нему и облобызал перед ним землю, а царь поднялся перед ним и посадил его с собою рядом. Он поел вместе с врачом, и пожелал ему долгой жизни, и пожаловал ему дары и одежды, и беседовал с ним до тех пор, пока не настала ночь, - и тогда царь велел выдать врачу пять почётных одежд и тысячу динаров, и врач удалился к себе домой, воздавая благодарность царю.
5.
Повествование о еврее Ицхаке и султане славного города Ахдада Шамс ад-Дине Мухаммаде.
- Какие люди, ах какие люди в моем скромном жилище. О горе мне - без предупреждения. Если бы знал, если бы Господь Всевидящий надоумил ничтожнейшего из своих рабов, я бы велел прибраться, накупил лучших, сладких, как губы чужой жены, кушаний. Сара! Сарочка, золотце, выйди к гостям...
Ицхак кланялся, тряся седой бородой и шелковым тюрбаном. Ицхак приговаривал, Ицхак не замолкал ни на минуту, Ицхак улыбался, и все разом выдавало страх, охвативший купца с шаркающих ног до дрожащей желтой - цвет евреев - чалмы.
- А что же мы стоим? Вай, что же мы стоим. Специально для дорогих гостей у меня имеются подушки. Невесомые, будто перо, мягкие, как ладонь матери, расшитые лучшими мастерицами страны Хинд. Каждая обошлась... не стоит осквернять низменными интересами столь высокое собрание. Что деньги - пыль под ногами. Дружба, расположение, счастье лицезреть в собственном доме таких больших людей - вот стоящие упоминания ценности этого - не самого худшего из миров.
"Бойся, бойся, старый пройдоха, - Абу-ль-Хасан стоял в стороне, наблюдая метания еврея. - Специально для таких, как ты, Аллах - да встретит тебя воздаянием, заготовил шестой и один из самых страшных слоев Ада. Огонь, в шестьдесят девять раз сильнее огня, разводимого человеком, сжигает грешника, ничего не оставляя и не щадя. Подобные дьявольским главам плоды дерева заккум - пища грешников - расплавленной медью вскипают в желудках. И нет вам искупления, и продлятся муки ваши до веков скончания, и даже дольше..."
- ... тебе позволили жить в моем городе, больше того, тебе - неверному - позволили вести торговлю. Так-то ты благодаришь меня, - Абу-ль-Хасан на время потерял нить разговора, а когда обрел, говорил уже повелитель Ахдада - светлейший Шамс ад-Дин Мухаммад. - Вы - евреи - худшие из неверных, вы хуже коптов, хуже прочих почитателей Исы - те хоть верят в слова пророка, вы же поклоняетесь лишь своим свиткам, свиткам, которые даровал Аллах Мусе, но которые извратили последующие поколения. И разве не сказал Бог:
И есть среди людей Писания такие,
Которым бы хотелось вас увлечь с пути,
Но лишь себя самих с пути они сбивают,
И сами этого не понимают.
О вы, кто получил Писание (святое)!
Что ж вы не верите знамениям Господним,
Коль им - свидетели вы сами?
О вы, кто получил Писание (святое)!
Что ж истину вы облекаете покровом лжи,
И ведая ее значенье, таите от других ее? (Коран, пер. В. Проховой)
- Повелитель, за что, за что наказываешь преданного слугу своего! Заклинаю богом, который для нас один, заклинаю самым дорогим, что имею - здоровьем Сарочки - вспомни слова поэта:
Спеши творить добро, когда только властен ты,
Не всякий ведь будешь миг на доброе властен ты.
Ицхак упал на колени, пополз к повелителю и даже попытался схватить туфлю... правую. Шамс ад-Дин, наученный сегодняшним опытом, ловко отскочил, и находись в доме полорогий сайгак, и наблюдай прыжок повелителя, снедаемая желчью, лопнула бы печень несчастного животного, настолько Шамс ад-Дин Мухаммад был хорош в движении, достойном лучших сынов степных троп.
- Молчи, молчи собака! Ты ли продал присутствующему здесь визирю Абу-ль-Хасану прекрасную наложницу, подобную луне в четырнадцатую ночь с родинкой над верхней губой, подобной кружку амбры.
- Э-э-э, - Ицхак почесал бороду. - Повелитель, так мне молчать, или отвечать?