Общество забытых мучеников - Рид Анви

— Я подарил его тебе, — Реджис посмотрел на шею Эбель, — когда мы были в Доме мучеников. Но той ночью, когда мы сбежали, я вырвал монету из твоего кулона.

— Легенда об Орфее и Эвридике, — сказала Ноктуа. — Реди-Редж забрал у тебя монету, потому что думал, что так дьявол вернет тебя. Он возомнил себя доблестным Орфеем и решил, будто тоже сможет спуститься за тобой в ад. Только Реди-Редж забыл две вещи. Первая: у этой легенды плохой конец [13]. Вторая: дьяволу нет дела до древнегреческих легенд.

— Да и выжила ты только благодаря Анне-Марии, поэтому слухи оказались слухами. — Реджис уставился в стену.

— Не слухи это, глупый ребенок, не слухи.

— Тогда, в трапезной, ты говорил, что украл обол у дорогого тебе человека…

— И я не соврал.

— Я думала, что это…

Тимо. Эбель хотела назвать имя его брата, но прикусила язык. Не время говорить о нем. Не стоило вновь ранить Реджиса секретами, которые секретами больше и не являлись.

— Мы… — Эбель решила сменить тему. — Мы… эм… снова потеряли время. Пришли сюда, думая, что вы нам поможете. Ну, или хотя бы дадите подсказку. Но мы так и не приблизились к разгадке.

— Не надо рассчитывать на других, Эба-Эль. Всегда нужно надеяться лишь на себя. Но так и быть, помогу я вам, дети дьявола, только потому, что я одна из вас.

— Как? Вы же сказали, что сегодня в аду выходной… — Реджис закатил глаза.

— Дьявол вам не поможет, но помогут святые. А святые любят звон монет, — хихикнула Ноктуа. — Приходите ко мне завтра, и я дам вам то, чем можно им заплатить.

— Кажется, Джосайя свернет нам шеи. — Реджис покосился на Эбель.

— Зато искать убийцу вам больше не придется. — Ноктуа поднялась из-за стола и, достав с полки три кружки, поставила на плиту чайник. — Вижу, устали вы, дети дьявола, напою вас своим лесным чаем. Но ночевать не оставлю. Вам тут не мотель.

— Переночуем у меня, — сказала Эбель.

У Реджиса дернулся кадык, глаза забегали по полкам, и он отчего-то закашлялся. Эбель не смогла сдержать смешок.

— Не бойся, приставать не буду.

— А жаль, — неожиданно раскраснелся тот.

— Молча посидите, а то чертей моих спугнете, — улыбнулась Ноктуа. — Вам чай с сахаром или без? Если с ним, то идите в магазин. Денег не дам. Я же плату беру душами, а не монетами.

День был выматывающим. Тяжелым и бесконечно длинным. Казалось, что мучительная головная боль никогда не пройдет.

До дома Эбель они шли пешком около десяти минут. Денег не осталось ни на такси, ни на попутку до Академии. Реджис пообещал, что со всем разберется, но ни черта от него сейчас не зависело. Лишних баксов он не нарисует, из воздуха не возьмет, с ветки на дереве не сорвет. Плевать. Он подумает об этом завтра. Сегодня просто хотелось дойти до безопасного места и проспать до самого утра. Хотя… Вряд ли бы Реджис уснул. После того, что произошло в Доме мучеников и в гостях у Ноктуа. После разговора с Дагласом, после безумного побега и спасения Эбель. Он смог сделать это во второй раз и не оплошать. Смог сдержать слово. Мысли разрывали голову. Перемалывали мозг в кашу, и Реджису нужно было несколько дней, чтобы разобраться в этой мешанине. События развивались слишком стремительно. И он четко понимал, что скорость сбавить не получится. Все закручивалось с невероятной силой, и нужно либо стать частью этого потока, либо отдаться ему, чтобы он поглотил тебя целиком. Реджис выбрал первый вариант. Ему понравилось ощущение, что сейчас ему все дается легко.

Эбель с Ноктуа жили в Нижнем Санди. Реджис нечасто бывал в этом районе, и все дома, одинаковые на вид, были для него в новинку. Люди здесь будто жили по общему расписанию и ровно в семь вечера выключали свет. Отец говорил, что в Нижнем живут работяги. Те, на ком держится город последние десятки лет. Кажется, поэтому тут все ездили на похожих машинах, ровно припаркованных у закрытых гаражей. Во всех окнах стояли одинаковые горшки с цветами, да и сами дома отличались лишь номерами. Отец Эбель был журналистом, а мать — парикмахером в салоне в центре города. Может, поэтому ее дом отличался от других? Хотя бы своим цветом. И деревом, что росло под окнами.

— Дверь заперта. Придется лезть по дереву в окно моей комнаты. Там сломана щеколда, — сказала Эбель и, зацепившись за ветку, вскарабкалась на ствол.

Ну да. И вход в дом тоже отличался от других.

Внутри все было… аскетично. Не считая комнаты Эбель, стены которой украшали десятки журнальных вырезок и старых фотографий. За пределами ее спальни было все куда проще. Обычные серые стены, увешанные деревянными крестами, алтарь с Библией и свечи в каждом углу. Соль. Странные амулеты.

— Да, мать очень сильно меня боялась, — усмехнулась Эбель.

Она рылась в кухонных шкафах в поисках консервов, светя фонариком. Реджис сел на диван и, наконец расслабившись, осмотрелся. Темнело сейчас рано, и вечер казался полноценной ночью. Хорошо, что на улицах были фонари. Их свет проникал через окна и подсвечивал всю пыль, скопившуюся в доме за месяцы одиночества и пустоты.

— Нашла! — Эбель хлопнула дверцей и помахала двумя жестяными банками. — Ветчина и ананасы.

— Почти деликатес, — улыбнулся Реджис.

В животе заурчало. Чай шаманки голод не утолил, а в последний раз Реджис ел вчера вечером. Как и Эбель, которая последние несколько часов гладила живот и сглатывала накопившуюся во рту слюну.

— Электричества нет, поэтому будем есть холодное. — Эбель кинула на диван открывашку и банку с ветчиной.

Сама загремела столовыми приборами, видимо, в поисках вилок. Реджис быстро открыл консервы и вдохнул кисловато-мясной аромат. Живот предательски свело.

— Налетай! — Рядом с ним на диван плюхнулась Эбель с уже открытой банкой ананасов. — Я ужасно голодная! Вернемся в Академию, и я пообещаю всем вокруг, что больше никогда не буду пропускать приемы пищи! Ни-ко-гда.

— Так странно, — усмехнулся Реджис, закинув в рот кусок ветчины.

— М?

— Мы пробрались в твой дом, едим консервы и делаем вид, будто сегодня ничего не произошло.

Эбель, жующая дольку ананаса, замедлилась. Задумалась. И поникла.

— Почему мы строим из себя каких-то супергероев? — Реджис наколол кусок ветчины на вилку. — Мы же тоже люди. Нам тоже бывает страшно и непонятно. Так зачем пытаемся казаться сильными?

— Хочешь пооткровенничать, Фобс? — Эбель глотнула ананасовый сок из банки. — Или что это за дешевый подкат?

— Я думаю, сейчас идеальный момент для исповеди.

— Стены этого дома сейчас содрогнутся, — тяжело вздохнула Эбель. — Поосторожнее с выражениями.

— Ты хотела правды, Барнс, и я готов тебе ее раскрыть. — Реджис отставил банку на столик.

— Перед этим я хочу… — Эбель тоже отставила свои ананасы. — Я хотела бы… эм… Короче! — Она хлопнула ладонями по дивану. — Прости меня. За те слова, которые я наговорила в машине, и за то, что оставила ночью на шоссе.

— Минут тридцать я бежал, а потом ехал на старом вонючем грузовике. Барнс, боюсь, я не смогу тебя простить, — улыбнулся Реджис.

Пятки и икры до сих пор болели от этого марафона.

— Тебе нужно было рассказать мне все раньше. — Эбель придвинулась ближе. — Тогда мы смогли бы всего этого избежать.

— Как я мог? Ты умерла из-за меня.

— Расскажи мне о той ночи, Фобс. — Она накрыла его ладонь своей, холодной, и по спине пробежал разряд тока. — И помни, что мы на исповеди. Врать нельзя. Недоговаривать тоже.

— Той ночью они решили покончить с Анной-Марией. Я не смог их остановить. Умолял Дагласа дать ей шанс, но она была больна. Неизлечимо больна. И им нужно было от нее избавиться. Я понял, что это наша возможность для побега, но ты хотела спасти девчонку. И мне пришлось вытащить тебя из клетки силой. Я вырыл яму под забором, спрятал байк в лесу, отвлек охранников и врачей. Я сломал главный щиток, и, пока все в полной темноте бегали и искали виновного, мы с тобой успели ускользнуть. Я нес тебя на руках. Ты сопротивлялась и не переставала бить меня. Но в итоге сдалась. Силы уходили, ты пустела на глазах. Еле говорила, еле двигалась. За нами открыли погоню. Я спешил как мог. Но и меня покидали силы. Нас нагнали у забора. Они схватили тебя, и я не сумел… Я сбежал, как последний трус. Как урод. Подонок. Как ничтожество!