Дроны над Сталинградом (СИ) - Андров Алексей

Рядом с ним — Шумилов, Ласкин и Громов.

— Предлагаю сразу к делу, — сказал Штеменко, не теряя времени. — Время нынче на вес золота. Полигон — дело вторичное. Покажите, как говорится, на живом враге.

— Покажем, — тихо отозвался Громов. — В секторе севернее вокзала, по данным ОСНАЗа, ещё активны две вражеские группы. Никакой координации, но по-прежнему вооружены. Мы вчера их засекли — сегодня проверим и наводим артиллерию.

Он подошёл к длинному деревянному ящику, снял крышку. Внутри — серебристое тело дрона, лёгкое, почти изящное. Рядом — элементы антенны, блок питания, записывающее устройство.

— Аппарат «Сокол-4». Инфракрасная камера, стабилизация по гироскопу. Дальность — до 12 километров. Передача сигнала в реальном времени. Летит бесшумно, высота — 500–700 метров.

— И всё это… в полевых условиях? — уточнил Иванов, не скрывая интереса.

— Всё. Тут и собирали. Из наших и трофейных деталей.

Громов с сержантом Дурневым вышли наружу. Метель не стихала, но видимость была терпимой. Дрон поднялся в воздух через три минуты — тихо, с лёгким шелестом, как птица, ловящая поток. Через минуту сигнал появился на экране переносного пункта управления. Изображение было чёрно-белым, зернистым, но отчётливым.

— Вот линия разрушенного дома, — пояснял Громов, указывая на экран. — Видите? В подвале — тепло. Люди. Двигаются.

— Сколько?

— Примерно 18–20 человек. Винтовки на ремне, пулемёта не видно. Наводим координаты.

Генерал Штеменко наклонился ближе. Он смотрел внимательно, не перебивал.

— Сигнал устойчивый?

— Да. Второй аппарат уже на запасной позиции, если потеряем этот — поднимем дублирующий. Передаём координаты в батарею полковника Пичугина. Поправка — один градус на северо-восток.

Связист оторвался от наушников:

— Батарея готова. Ждут команды.

Шумилов кивнул:

— Поехали.

Раздался короткий свист — затем, спустя секунды, глухой грохот на горизонте. Экран зашевелился: чёрные силуэты бросились прочь из укрытия. Несколько фигур упали.

— Корректировка… Готово. Следующий залп — по отходящим.

Вторая вспышка — и снова грохот. Камера фиксировала развалины, но больше движения не было.

— Всё. Группа нейтрализована, — сказал Громов. — Фотоплёнка, надо полагать, будет отправлена в Ставку. Подтверждение прилагаем.

Генерал Штеменко молчал ещё несколько секунд. Потом выпрямился, слегка покачал головой и сказал:

— Впечатляет. Богата русская земля на талантливых людей. Я ожидал, честно говоря, больше слов, а вышло вот как.

Он обернулся к Шумилову:

— Это — оружие. Тихое, точное. Этого не было у нас. А теперь есть.

— Всё благодаря Громову, — сказал Шумилов. — Он — не только инженер. Он — глаза нашей армии.

Штеменко взглянул на Алексея, слегка прищурившись:

— Документация у тебя в порядке?

— Да. Систематизируем. Есть чертежи, схемы, отчёты по каждому полёту.

— Тогда готовься. По возвращении я лично доложу Верховному. И не на словах — покажу плёнки, покажу снимки. Такую вещь скрывать нельзя. Это война будущего.

Он протянул руку. Громов пожал её.

— Твоя задача, — сказал Штеменко, — продолжать. И не останавливаться ни на день. А мы сделаем так, чтобы технически ты ни в чем не нуждался. А пока, поздравляю вас, товарищи с этим успехом!

И все находившиеся люди в командном пункте, не сговариваясь, ответили - Служим Советскому Союзу!

Глава XXXIII. "От Сталинграда до Москвы"

Кремль. Кабинет Верховного Главнокомандующего. 6 февраля 1943 года.

На длинном столе, покрытом зелёным сукном, лежали несколько папок с грифом «Сов. Секретно». Рядом — фотоснимки, сделанные с высоты: вытоптанные тропы между развалинами, тёмные пятна на белом снегу — следы стоянки, перемещения групп. Один снимок был особенно выразителен: у полуразрушенного здания видны следы выходов из подвала, аккуратно протоптанные дорожки и слабое дымовое пятно, едва заметное — остатки ночного костра или работающего генератора. Всё это выдавало наличие живой силы.

Сталин сидел в конце стола, в сером кителе, с трубкой в руке. Он не курил — просто держал. За спиной — портреты Маркса и Энгельса, на столике справа — ряд телефонов.

Рядом с ним: Штеменко, Антонов, Маленков, Берия, Ворошилов. В углу стоял маршал Шапошников, молча перелистывая ежедневную сводку. По закрытому телефону в соседней комнате — на связи Хрущёв со Сталинградского фронта.

Доклад заканчивал генерал-лейтенант С.М. Штеменко.

— ...Приложенные материалы подтверждают: аппараты, созданные инженером Громовым в полевых условиях, используются для аэроразведки, ночного наблюдения, радиоперехвата и наведения артиллерии. Потери аппаратов имеются, но не большие. Результативность высокая. Работа беспилотников зафиксирована лично представителем Ставки. Предлагается применять технику массово на всех фронтах.

Повисла пауза. Сталин поднял взгляд на фотографию с высоким углом съёмки — немецкие солдаты с поднятыми руками, видно, как один несёт раненого. Снято с высоты — спокойно, холодно, точно.

Он медленно отложил трубку, посмотрел на Маленкова:

— Ты как считаешь, Георгий Максимилианович? Стоит ли это того, чтобы заниматься на государственном уровне?

— Да, товарищ Сталин, — ответил тот, сухо, но уверенно. — Я в этом убежден. И главное — сделано не в КБ, не в тылу, а прямо там, на поле боя.

Сталин чуть прищурился. Обратился ко всем:

— Чудес у нас в стране не бывает. Есть инициатива. И есть работа. Если оно летает, видит, и врага уничтожает — тогда зачем много говорить? Делать надо. И взяться за это дело большевистскими темпами.

Он встал, зашёл за стол, прошёлся по ковру, остановился у окна. Там за плотными шторами была московская ночь. Стиль работы Верховного, который работал до поздней ночи, был хорошо известен всем его подчиненным.

— Вот мы сидим тут — маршалы, генералы, — сказал он с характерным грузинским акцентом, не оборачиваясь, — а какой-то инженер собрал такой аппарат. Не для того, чтобы летать красиво. А чтобы бить фашистов. В военное время подобные инициативы надо поощрять в первую очередь.

Он повернулся. В голосе не было театральности — только твёрдость:

— Так вот, с этим инженером нам нужно будет увидеться и дать ему все нужное для работы. Цех. Инженеров. Людей с руками. Всё, что он делает — систематизировать. Не как игрушку, а как фронтовой инструмент. Пусть Штеменко составит план: где, как, в какие сроки можно развернуть производство этих… как вы их называете?

— Беспилотные летательные аппараты, товарищ Сталин, — подсказал Антонов.

Сталин качнул головой:

— Ну что же, военный устав пополнится новыми терминами.

Шапошников наконец отложил сводку.

— Товарищ Сталин, если позволите, — голос его был уверенным. — Я видел, как бьют по батареям по наводке с воздуха. Если такие машины могут корректировать огонь — это значит, что мы уменьшаем потери. Мы можем бить не массой, а точкой.

Сталин кивнул:

— Да, мы уже поняли, что эти аппараты будут работать в режиме многозадачности. Вам, военным, и карты в руки.

Он снова сел, потянулся к одному из телефонов, затем отложил.

— Громова надо срочно вызвать. Пусть вылетает. С ним поговорим. Он теперь человек государственный, и пусть решает государственные задачи.

Маленков записал распоряжение. Антонов шепнул что-то Штеменко, тот кивнул. Всё было ясно: решение принято.

— А теперь, — сказал Сталин, — от слов — к делу.

Он взял трубку, повернулся к телефону:

— Соедините с фронтом. С товарищем Хрущевым.

*****

Вызов в Москву

Штаб 64-й армии просыпался в сером, тягучем свете рассвета. За окнами полуразрушенного здания ещё гудел ветер, в буржуйке тлели остатки угля. Дежурный связист, снимая наушники, подошёл к дверям комнаты, где ночевал Громов.