Александр Чернобровкин - Слово о граде Путивле
– Да нет, вроде бы все правильно пересказал. Хотя, знаете, как оно во сне – так много всего, что и не упомнишь, – казал князь Святослав. – Хотел бы я знать, кого из моего племени беда настигнет?
– Гадать тут нечего, – уверенно ответил тысяцкий. – Кто в поход на половцев пошел? Святославичи, Игорь да Всеволод, да племянник их Святослав, да сыновья Владимир и Олег Игоревичи. Видать, кто-то из них погиб, а может, и все полегли. Потому и придут к нам половцы. Если бы князья побили неверных, те бы побоялись нападать на нас.
– Ах, любезные мои братья и сыновья и бояре Русской земли! – огорченно воскликнул Святослав Всеволодович. – Я ведь сам в поход собирался и вас звал! Дал бы мне бог притомить поганых, как в прошлые годы, но вы не сдержали молодости своей и отворили им ворота в Русскую землю! Да будет воля Господня! Как прежде сердит я был на Игоря за его упрямство, за нежелание помириться с Владимиром Переяславским, так теперь жаль мне его стало!
– Надо нам готовиться к нападению половцев, – подсказал тысяцкий.
– Думаешь, они забыли прошлогодние уроки, осмелятся напасть на нас? – спросил князь Святослав.
– На нас, скорее всего, побояться, – ответил тысяцкий, – но на волости братьев твоих и сынов обязательно пойдут, потому что те остались без защиты. К тебе, как к старшему, прибегут за помощью. Уже ли откажешь?!
– Не откажу, – согласился киевский князь. – Что ж, будем собирать полки на поганых. Пожалуют в гости к нам – встретим с честью, не придут – сами к ним наведаемся, отомстим за братьев и сынов наших, – решил он и приказал тысяцкому: – Приготовь всё, послезавтра поедем в Корачаев, там будем собирать полки.
26
Половцы разделили между собой взятых в плен русичей. Князь Игорь достался хану Гзаку, князь Всеволод – младшему брату Гзака, а Владимир – хану Кончаку. К пленным князьям относились с уважением. Игорю и Всеволоду выделили отдельные юрты, а Владимира Кончак поселил в своей, дали им прислугу из пленных русских и даже разрешили охотиться с соколами. Если бы не стража, которая не отходила от них днем и ночью, можно было подумать, что князья – почетные гости.
Большая часть половцев-воинов ушла в набег на Землю Русскую. Они разделились на две рати. Одна под предводительством хана Гзака направилась в Новгород-Северское княжество, которое осталась без защиты, а вторая под предводительством Кончака – в Переяславское княжество. Кончак мудро рассудил, что ему не с руки грабить и жечь волость будущих родственников, обострять с ними и так не очень хорошие отношения.
Перед походом он сказал дочери Лалу:
– Надеюсь, что к моему возвращению ты уже будешь женой князя Владимира.
– Я все сделаю, как ты велишь, – произнесла дочь покорно, потому что ее желание совпадало с желанием отца. – Только он не смотрит в мою сторону.
– Поговори с колдуном Озуком, он поможет, – посоветовал Кончак.
Лалу пришла к колдуну с подарком – кинжалом в золотых ножнах, снятым с убитого русского боярина. Озук очень любил оружие, особенно украшенное золотом и драгоценными камнями. Он довольно улыбнулся, принимая подарок, и сказал:
– Всё знаю. Молчи и слушай. На шее у Владимира висит узелок заговоренный. Заговаривала его ведьма, которая сильнее меня. Пока узелок на нем, князь не будет смотреть на других женщин, и не страшна ему никакая злая сила – ведьма любит и оберегает его. Я с ней не справлюсь. Владимир должен сам по доброй воле снять с себя узелок, тогда ты сможешь забрать и уничтожить этот оберег. Без него князь станет податливее. Угостишь его вином, в которое добавишь вот это любовное зелье, делающее мужчину безумным и неутомимым, – колдун дал девушке маленький шарик с запахом резким, как бы царапающим носоглотку, – и каплю своей месячную кровь. Но учти, если это вино выпьет другой, быть беде, а если допьешь за князем хотя бы самую малость, будешь любить его сильнее, чем он тебя.
– Я допью, – решила Лалу.
– Делай, как хочешь, но помни: кто сильнее любит, тот слабее, – предостерег Озук.
– Я хочу любить, а не силой меряться, – сказала девушка.
– Дело твое, – молвил колдун, и на его обычно невозмутимом круглом лице появилась добрая насмешка.
Он заранее знал, какое решение примет Лалу и во что оно выльется. Его обязанность – предупредить, чтобы потом, когда он вернется из похода с ханом Кончаком, отец девушки не потребовал изменить то, что колдун не силах изменить.
Лалу старалась всегда быть рядом с князем Владимиром, чтобы завладеть узелком. Князь никогда с ним не расставался, а с Лалу обращался, как с прислугой: принеси, подай, приготовь… Она хорошо говорила по-русски. Когда решила, что выйдет замуж только за Владимира, завела рабыню – русскую женщину и быстро выучила язык и обычаи народа, к которому принадлежал ее будущий муж. Только разговаривал Владимир с ней редко. Не то, чтобы она была ему неприятна, – нет, просто он не обращал на нее внимание, как и на других женщин стойбища. Сердце его принадлежало другой. Лалу старалась не спать по ночам, чтобы захватить ведьму, прилетающую к Владимиру, но каждый раз вдруг как бы падала в темную глубокую яму, летела до дна вроде бы недолго, но, когда приземлялась и просыпалась, оказывалось, что уже утро, а князь спит со счастливой улыбкой на припухших, зацелованных губах.
Князь Владимир тяжело переносил неволю. Он долго привыкал к вони юрты, к необычной пище. Владимир с детства не любил молоко и обожал фрукты и овощи, особенно квашеные, а здесь основной едой были молочные блюда и мясо. Днем он часто уезжал на коне в степь. Убежать не пытался, понимал, что догонят и накажут, и не охотился, хотя хан Кончак доверил ему своего лучшего сокола. Князь Владимир просто останавливался на вершине холма и подолгу смотрел на северо-запад, где находился Путивль. Над головой князя сразу начинал виться жаворонок, который поднимался высоко в небо, хвастливо напевая: «Полечу на небо, на небо, схвачу бога за бороду, бороду, бороду!..», а потом стремительно падал, пронзительно жалуясь: «Бог меня бил-бил-бил и на землю кинул-кинул-кинул-кинул!..» В жаркие дни Владимир купался в речушке – безымянном притоке Донца, которая была сажени две шириной и глубиной по колено. Князь ложился на воду навзничь, уходил ко дну, потом приподнимался на руках, которые грузли в мягком иле, глотал воздух и опять медленно тонул… Поскольку узелок всплывал и часто оказывался на лице, князь снимал его и оставлял на берегу.
Лалу не сразу узнала об этом, потому что князь стеснялся раздеваться при ней догола, просил уйти. Однажды она все-таки решилась подсмотреть, какое у него тело, – и овладела узелком. Лалу быстро побежала к своей юрте, возле которой на костре варилось в котле баранина, и кинула узелок в огонь. Узелок вдруг запрыгал на углях и запищал, как живой. Тряпочка загорелась синеватым пламенем, потом вдруг издала звук, будто треснула яичная скорлупа, распалась на несколько кусочков. Из тряпочки вылетела ярко-зеленая муха. Крылышки ее сразу обгорели, но муха сумела выбраться из пламени и плавно, вихляя из стороны в сторону, полетела почти над землей к реке. Лалу сбила муху рукой и затоптала ногой. Из-под ее пятки послушалось змеиное шипение, но девушка не испугалась, не убрала ногу. Потом она выковыряла комок земли, на котором была раздавленная зеленая муха, и бросила его в огонь. Из костра потянуло серой, а на черных, закопченных боках котла появились три зеленоватые полоски, которые потом несколько дней не смогут отскоблить даже ножом.
