Александр Чернобровкин - Слово о граде Путивле
– А что хорошего у Касьяна Кривого?! – удивилась ведьма. – Хозяин он строгий, жадный и набожный, долго терпеть тебя не будет. Наплачешься ты с ним!
– Уже плачу, – всхлипнув, призналась кикимора, – прямо с первой ночи. Или со второй? Или третьей?
Кикимора умела считать только до трех и все время путала порядок цифр.
– Со второй, – подсказала ведьма.
– Верно! – подтвердила кикимора, а потом задумалась: верно ли?
Она попыталась в уме пересчитать ночи, запуталась и перестала проверять. Чтобы не остаться в долгу, похвасталась:
– А я первая придумала, как избавиться от бороны, уже шла делать это! Ты узнала мои мысли и опередила!
– Ну, да, ты даже траву захватила, – насмешливо сказала ведьма.
Травы у кикиморы не было.
– Ну и что! – обиженно произнесла кикимора. – Все равно я умнее!
– Кончено, – серьезно согласилась ведьма, которой недосуг было препираться с кикиморой. – Пойдем-ка лучше делом займемся.
Они вошли в хлев. Ведьма сперва провела подолом по спине коровы от крупа к холке. Буренка потянулась мордой к ее лицу, понюхала, обдав запахом молока, затем лизнула в щеку. Раньше эту корову сосал уж. С неделю назад Касьян Кривой зашел в хлев в неурочный час и застукал ужа. Седельщик разрубил гада лопатой и скормил курам, чтобы лучше неслись. У кур яйца стали крупнее, зато корова начала тосковать по ужу и давать молока все меньше и меньше. Теперь еще и ведьма заберет себе часть молока. Касьян через несколько дней, после того, как сгорит хлев, продаст корову по дешевке на мясо Оле Половчанке. Та напоит буренку вываренными незабудками. Корова забудет ужа и начнет давать много молока.
Из хлева маленькая дверца вела в птичник. Когда-то здесь было полно самой разной птицы, теперь остались лишь петух и десяток кур. Кикимора уже пересчитывала их. Чтобы не перепутать, посчитав птицу, кикимора выдергивала из нее перышко. Куры возмущенно кудахтали, а петух норовил клюнуть в руку, но никак не мог попасть, потому что в темноте не видел обидчицу. Пожалев птиц, ведьма подсказала кикиморе:
– Здесь один петух и десять кур.
– А вместе сколько будет? – спросила кикимора.
– Одиннадцать.
– Разве? Ты не обманываешь меня?
– Зачем мне тебя обманывать?
– Ну, не знаю, – ответила кикимора. – Я так всех обманываю. Разве можно по-другому?
– Нельзя, – согласилась ведьма. – Тогда считай сама.
– Хотела надурить меня, а ничего у тебя не получилось! Меня не проведешь! – радостно крикнула кикимора и возобновила пересчет птиц.
– Не кричи, людей отпугнешь, – сказала ведьма.
– Каких людей?
– Которые к Касьяну идут проверить, все ли у него так лежит, – шутливо ответила ведьма.
Во дворе гавкнул цепной кобель ростом с теленка. Касьян Кривой предпочитал держать одну собаку, зато большую и злую. А чтоб еще злее была, не кормил ее на ночь. Улька, пока жила здесь, прикормила вечно голодного кобеля, и он с тех пор не лаял не только на нее, но и на тех, кто приходил с ней. Сейчас девушка скормила ему большой кусок черствого хлеба и привязала в углу у хлева, чтобы ненароком не кинулся на Федора Кошку. Видать, недаром Федора прозвали Кошкой: собаки на дух не переносили его.
– Пойдем, не бойся, – шепотом позвала Улька Федора.
– Да я не боюсь! – бравируя, прошептал он в ответ.
Они подошли к хлеву.
– О, дверь не заперта! – удивилась Улька. – Наверное, кто-то до нас побывал. Может, уйдем?
– Нет, – ответил Кошка.
Поп Феофил допек скоморохов своим преследованием, пообещал, что если еще раз увидит их, будут они биты и посажены в острог. Ватага решила не испытывать судьбу, утром уйти из Путивля. Каждый скоморох должен был ночью украсть что-нибудь в дорогу. Кто вернется с пустыми руками, тот может отправиться в путь в одиночку.
Улька и Федор зашли в хлев, потом в птичник. В четыре руки они хватали кур, быстро сворачивали им шеи и складывали в мешок. Куры даже кудахнуть не успевали. Судя по сноровке, Улька и Федор проделывали это не в первый раз.
Ведьма подождала, когда они справятся с последней курицей, и толкнула прислоненные к стене вилы. Они упали с громким шумом.
– Кто здесь? – испуганно спросила Улька.
Никто не отозвался.
– Наверное, домовой не хочет петуха отдавать, – решил Федор. – Значит, надо уходить.
Они быстро вышли из сарая. Федор Кошка с мешком, наполненном курами, пошел к воротам, а Улька отвязала кобеля. Быть ему по утру жестоко битым. Пожалев собаку, девушка повела его за собой со двора.
– Зачем он нам нужен?! – возмутился Федор Кошка. – Гони его к чертовой матери!
– Пригодится, – ответила Улька. – Хоть один кобель верен мне будет.
Федор, недавно изменивший Ульке с вдовой, у которой они ночевали, не нашел, что возразить.
Ведьма подождала, пока они отойдут подальше, и попрощалась с кикиморой:
– Ну, до встречи, кума! Пойду-ка и я домой.
– Счастливого пути! – пожелала кикимора. – А я пока петуха пересчитаю.
Хотя она, считая, каждый раз выдергивала из птицы по перышку, всё равно умудрялась сбиться и начинала сначала. К первому крику петухов, обозначавшего конец разгула нечистой силы, перья остались только на голове и шее. Дождавшись урочного часа, ощипанный петух Касьяна Кривого с такой радостью закукарекал, что впервые перекричал остальных посадских петухов.
28
Как ни старалось половецкое войско под предводительством хан Гзака неожиданно напасть на Северскую землю, сторожа из приграничного острога обнаружили их, забили в полошный колокол, послали гонцов с черной вестью и подали сигнал дымом – на заранее заготовленные кострища сухих дров навалили свежей зелени, чтобы дыма было больше, и подожгли. В следующем остроге, заметив дым костров, зажгли свои и забили в полошный колокол. По деревням и селам поскакали бирючи скликать народ в осаду. К вечеру вся Северская земля знала, что на них идут половцы. Жители сел и деревень потянулись кто под защиту крепостных стен, кто в лес, где в глухих местах были заранее выкопаны землянки. Спрятались в лесу и семьи дружинников приграничного острога. Они увели с собой скот и птицу и унесли ценный скарб, а малоценные вещи закопали во дворах и огородах. Мужчины, около ста человек, остались защищать острог. Им надо было задержать поганых как можно дольше, чтобы жители внутренних поселений приготовились к нападению, а если еще и удержат острог, потом меньше надо будет отстраивать.
Острог был треугольный, располагался в месте слияния двух речушек. Защищали его высокий земляной вал с тыном из толстых, заостренных бревен, поставленных плотно одно у одному, и башня над воротами, которые располагались посередине той стороны, что тянулась от одной речки к другой. На расположенных вдоль рек сторонах не было башен, потому что нападения степняков с воды русичи не опасались. Приграничный острог половцы уничтожали при каждом нападении на Северскую землю, чтобы некому было наблюдать за Степью. Русичи каждый раз восстанавливали его, не желая оставлять лихих соседей без присмотра.
