Е. Кочешкова - Шут
Однако же она перестала прятать глаза и смотрела на него открыто. Шут улыбнулся ей на прощанье, да только это вряд ли было замечено — Мирта выходила из комнаты, почти ничего не видя за горой грязного белья, что она охапкой держала в руках.
Этой ночью Шут почти не спал. Думал о Нар, об Элее, о Дале. О себе. О том, кто он. Зачем живет… и почему живет именно так, а не иначе. Почему Дала сочла себя в праве выбирать за него? В том, что это было именно ее решение, он ничуть не сомневался.
Вопросы и тягостные мысли измотали Шута. Он чувствовал себя обманутым, а такого с ним не случалось с детства.
И во всем была виновата эта черноглазая колдунья…
— Ты обещал мне показать город, — Нар сказала это так, будто не услышала последних слов.
— Ничего я не обещал, — он смотрел, как волны с грохотом налетают на гранитные валуны и разбиваются каскадом брызг, долетающих до места, где они сидели. Шут знал, что если облизать губы, на языке останется соль.
Он любил море и любил Золотую Гавань.
— Что ты сделала с Руальдом? — Шут не отрывал взгляда от волн.
— То, чего ты делать не умеешь. Знание не даст тебе понимания. Оставь это. С Руальдом все не так плохо, как тебе кажется, — Нар подобрала камешек и запустила его в воду. — Он уже почти собрал себя воедино. Чем дальше, тем меньше он будет выглядеть странным. Его сознание приняло меня, конфликта уже почти нет. Совсем скоро он станет таким, как прежде, и мысли о первой жене перестанут причинять ему боль. Однажды ты спросишь его, как же он мог так поступить с ней, и твой Руальд не рыкнет 'Отвяжись! Поди прочь! , а честно расскажет как. И вы душевно посидите у камина, наслаждаясь вином и возвратившейся дружбой…
Шут стиснул челюсти так, что желваки заходили под кожей. Вдохнул поглубже. Может она просто не понимает?
— А Элея? — кто бы мог подумать, что голос у него бывает таким жестким и ледяным…
— Твоя снежная королева? — Нар пожала плечами. — Так всегда — кто-нибудь оказывается лишь фигурой в игре. Это неизбежно.
'Вы не фигура, вы — Королева! — 'Спасибо, Пат'… Медовые глаза полные печали…
— Будь проклят тот день, когда вы встретились с Руальдом… Век бы тебя не видеть! — крикнул Шут и, сжавшись в пульсирующий комок боли, обхватил голову руками, желая лишь одного — чтобы принцесса тайкуров исчезла. Исчезла из их жизни навсегда.
Но она осталась, где была, лишь вскочила и воскликнула рассержено:
— Да как ты смеешь так говорить со мной?! Ты! Дурак!
— А я дурак и есть, — ответил он устало.
— Да уж, с этим не поспоришь, — ее гнев угас так же быстро, как и вспыхнул. Нар, вздохнув, села, оправила плащ, чтобы ветер не трепал его полы и заглянула Шуту в лицо. — Думать ты, похоже, совсем не умеешь, королевский любимчик. Хотя мог бы и попробовать. Ты вбил себе в голову, что твою ненаглядную королеву тут обидели до смерти, что жизнь ее испортили и навсегда сделали несчастной. Глупец. Поверь мне, пройдет время, и она будет плакать от счастья, что не осталась с Руальдом.
— Почему? — Шут не сдержал удивления.
— Потому. Другая у нее судьба. Она слишком сильная для вашего короля. Ее слишком много для него.
— Тебя будто не много! — как ему надоела эта ее непререкаемая взрослая уверенность.
Нар усмехнулась.
— Не обо мне речь. У меня совсем другие задачи, глупенький шут. Тебе их пока не понять, поэтому не обвиняй меня в том, что далеко от твоего разумения. Лучше покажи мне город. Я знаю, ты любишь его, видишь совсем иначе, чем я. А королева твоя… поверь, у нее правда удивительная судьба. Как и у тебя. Но с Руальдом эта судьба не связана.
— Ты лжешь. Хочешь прикрыть красивыми словами уродливые дела, — он очень хотел бы поверить, но если позволить себе это, привычный мир, и без того потерявший свою прочность, окончательно перевернется.
— Считай, как хочешь. Рано или поздно ты поймешь, кто из нас был прав. А теперь — идем. И… прости меня за оружие. Я не увидела сразу. Такое трудно разглядеть, если не знаешь, что именно нужно искать. Кстати… это лечится. Я даже сама могу попробовать.
Шут поднялся, отряхнул песок с плаща. Протянув руку, помог встать Нар. Он ничего не ответил, просто подозвал лошадей и кивнул в сторону пирса.
— Этот город всегда начинался с причалов…
8
К полудню они побывали в двух садах и трех храмах, на набережной и в порту, а потом прошли всю Улицу Мастеров от кузницы до стекольных рядов. Некоторые лавки были заперты или даже заколочены — люди покидали Золотую, уходили на восток, вглубь королевства, туда, где можно не бояться быть зарезанным в собственном доме. Впрочем, многие горожане продолжали заниматься своими обычными делами, не желая бросать нажитое добро на поживу солдатам — своим и чужим.
Позволив коню неспешно шагать по мостовой, Шут с горечью отмечал признаки надвигающейся войны, Нар же, казалось, вовсе не помнила о ней, она как дитя восторгалась изящными работами резчиков по дереву, ювелиров и ткачей, понукая своего жеребца переходить от одного прилавка к другому. Принцесса честно призналась Шуту, что на ее родине редко можно встретить такие вещи. 'Мой народ привык воевать и брать все силой. Тем больше меня восхищает умение ваших людей созидать. Тайкурам пора меняться, пришло время научиться чему-то большему, нежели бесконечная вражда с соседними княжествами'. Особенно понравились ей изделия стекольщиков. Нар долго перебирала разноцветные бусины, подобные тем, что украшали заветную комнату Шута, крутила в руках тонкие блюда и изящные настенные панно. 'Столько вещей создано лишь для услаждения глаз… Мой отец счел бы вас глупцами, ведь все, что нужно человеку — это еда, оружие и место для сна. Так привыкли считать у нас'… Она купила нитку бус с радужными прожилками внутри, намотала ее на запястье и каждый свободный момент любовалась игрой света в стеклянных горошинах. День выдался солнечный…
Когда у Шута живот уже совсем прилип к спине, а ноги окончательно занемели от холода, он выбрал таверну поприятней и убедил Нар сделать перерыв. Сама-то она, небось, позавтракала, да и мороз ей нипочем…
Заведение было приличное — популярная на весь город 'Жаровня'. Зимой она всегда пользовалось большим спросом — хозяин не скупился на дрова, и от большого камина по всему залу расходилось живительное тепло. Главной изюминкой таверны были собственно жаровни: совсем небольшие, они стояли на каждом столе и посетители, если хотели, могли сами поджаривать над огнем кусочки мяса или овощей. Разумеется, идею пытались заимствовать все, кто посмышленей: то в одном, то в другом районе Золотой появлялись разные 'Жаровни у Пима', 'Большие жаровни' и тому подобное. Но с оригиналом ни одна из этих вторичных 'жаровен' сравниться не могла.
