Владыка кошмара (СИ) - "Swfan"

Даже у самого милосердного божества должна быть грубая сторона; у самого доброго дракона — острые чешуйки.

Разумеется, на всё это дело потребуется немало времени, которого у меня не было. Я просто задал направление, расписал картину, — на бумаге и стараясь не упускать никакие подробностей, чтобы ушлые жрицы не могли трактовать священное писание в свою пользу, — и позволил своим слугам самостоятельно заниматься воплощением моего видения.

Наконец я бросил прощальный взгляд на город, в котором кипели приготовления, ибо в ближайшее время намечался великий совет, на котором короли новоявленных стран должны были собраться вместе, чтобы принести клятву Верховному жрецу, взмахнул крыльями и устремился в небесную высь.

На этот раз я летел ещё быстрее, чем раньше. Горные вершины проносились с немыслимой быстротой. Больше они не казались мне такими грозными и непреступными, как в те далёкие время, когда я проводил среди них поселенцев, которые затем заложили первые камни древнего царства Парнас. Теперь всё казалось меньше. Собственно, оно и логично. По мере того, как человек обретает всё большую силу, мир в его глазах становится всё менее значительным.

Аналогично работает и мобильность, — в современном мире, когда достаточно сесть на самолёт, поезд, летающий ковёр или грумпильнека, чтобы через пару часов оказаться на другом краю земного диска, не осталось места грандиозному, — и даже знание, ибо цветок, превращённы1 наукой в набор пестиков, лепестков и тычинок, теряет всякое очарование…

…Впрочем, дорога всё равно была не самая близкая, если я позволяю себе предаваться таким пространным размышлениям.

Первые порывы ледяного ветра зазвенели о мои крылья через три дня непрерывного полета. Потом сгустилась непроницаемая чёрная ночь, точно покрывало, которое фокусник набрасывает на своё рабочее место, срывает, и в пустой клетке возникает белая голубка. Так и тут: на четвёртый день первые лучи солнца озарили царство слепящей белизны.

Наблюдая заснеженные пики и обледеневшие горные тропинки, я немного помялся, а затем вернулся в свою прежнюю форму, в которой впервые встретил Белый хлад. С тех пор я стал намного сильнее, но последний всё ещё представлял для меня существенную опасность — особенно Знаменосцы. Поэтому для разведки я выбрал менее заметную оболочку.

Ещё через некоторое время я заметил копошение на горизонте. Я сразу приземлился на высокий склон и прищурился.

Отдалённые горы медленно, но заметно перемещались…

Через несколько секунд мои когти вонзились в ледяную гадь. За первым титаном показался второй, потом третий. Один за другим возникали они на всей протяжённости безграничного горизонта, карабкаясь на горы и разрушая всё у себя на пути, вызывая трепет, который отдавался даже здесь, на расстоянии сотен километров, в сосульках у меня под ногами.

Я стиснул зубы.

Раздался железный лязг.

Не сработало. План, который я придумал, чтобы избавиться от этих созданий, провалился.

Почему?

Раньше я не мог бы ответить на этот вопрос, но после встречи с Распреям у меня появилось определённое предположение.

51. перемены

Раньше я не мог бы ответить на этот вопрос, но после встречи с Распреям у меня появилось определённое предположение.

Сперва Божественный император казался мне непобедимым, ибо подпитывался силой веры, которая находилась в человеческих сердцах; затем, однако, я смог его уничтожить, когда сперва разрушил, а затем поглотил туманность, заключённую в его оболочку.

Что если это действовало и в обратную сторону? Что если даже теперь, когда вера в Белый Хлад почти исчезла, последний всё равно сохранил своё материальной воплощение в лице неисчислимого белого воинства?

Мне вспомнились легенды Файрана о забытых божествах, которые, тем не менее, всё равно представляли собой страшную опасность.

Затем перед моим мысленным взором возникли песочные часы.

Вера представляла собой верхний ярус.

Материальное воплощение — нижний.

Одна за другой, песчинки падают вниз, и сон становится явью…

Я медленно открыл глаза и прищурился.

В моих ушах звенел сильнейший ветер; в отдалении я слышал шум огромных ледяных ног, который, по причине великого расстояния между нами, доносился с некоторым запозданием, отчего казалось, что я смотрю кино, в котором отстаёт звук.

Я не обращал на это внимание.

Мои мысли были заняты единственным вопросом.

Что мне теперь делать?

Глупый вопрос. Ответ на него был очевидным. То же, что я сделал с Распреям. В данном случае всё обещает быть даже немного проще, ибо Белый хлад потерял силу веры. Мне не нужно поглощать туманность каждого ледяного монстра. Достаточно просто их уничтожить.

Впрочем, — я усмехнулся, — легче сказать, чем сделать…

Знаменосцы всё ещё представляли для меня огромную опасность. Каждый из их них был немного сильнее статуи Распрея. Даже если я снова позволю Золотым крыльям взять дело в свои лапы, шансы на победу были мизерными. Тем паче, что у нашей схватки с каменным исполином было великое множество свидетелей, которые подпитывали дракона верой. Здесь же, в этой ледяной пустыне, из наблюдателей были только редкие птицы.

Так что нет. В одиночку мне не победить.

Придётся вернуться к изначальному плану и подготовить обитателей этого мира к великой войне.

Которая была уже совсем не за горами… В смысле, за горами, но теперь этих гор было значительно меньше, чем раньше. Вообще по моим расчётам первые легионы белого хлада, — последний, как и подобает великой, заметной даже из космоса буре, растянулся на многие сотни километров, — должны были достигнуть границы царства Парнас примерно через сотню лет. Следовательно, мой следующий визит должен прийтись на самый канун вторжения.

Мне следовало найти способ наиболее действенно использовать те несколько недель или месяцев, которые я мог провести в теле дракона.

Я развернулся, взмахнул крыльями и снова устремился в царство Парнас.

Я решил не охотиться на порождения Белого хлада. Те жалкие крупицы туманности, которые я мог добыть, убивая ледяных зомби или Големов, не стоили свеч, а битва с более сильным противником могла привлечь внимание Знаменосца.

Возвратившись в горный храм, я вызвал Верховного жрица и приказал, чтобы он отправил в моё святилище самых одарённых волшебников. Сморщенное лицо старика сразу раскраснелось, а в глазах заиграли огоньки. Он, очевидно, понял, что Золотые крылья собираются снова поделиться своей драгоценной мудростью и открыть новые глубины великого искусства, которое на протяжении многих лет было опорой Великого храма, и благодаря которому последний смог сохранить своё наследие даже во времена преследования, устроенного Божественным императором.

Он был прав.

Но не совсем.

Вскоре я действительно возобновил уроки волшебства, но вместе с тем приказал изменить условия, по которым жрицы допускались к великой тайне.

Раньше я не уделял особенного внимания данному моменту — и погорел. Немногим после смерти Пирайи её наследники превратили магию в запретное знание, тайное искусство, учить которое допускались только самые высшие чины. Не знаю, сделали они это из почтения к силе Золотых крыльев, или просто потому что не хотели, чтобы великая сила, которую дарует волшебство, стала слишком распространённой, но именно поэтому даже в период рассвета Великого Храма, который пришёлся на жизнь отца Распрея, человека достопочтенного и религиозного, — Фрейдистам на заметку, — в каждый момент времени было менее сотни человек, которые умели колдовать, и самый сильный маг среди них был всего лишь на Четвёртом круге. Что, в общем, закономерно, когда тех немногих, кому вообще позволяют учить магию, выбираю не согласно их собственному дарованию, но капиталу, честолюбию и семейному положению.

Всё это нужно было менять, если я хотел превратить Великий храм в военную силу, которая сможет оказать сопротивление нашествию белого хлада.