Алина Лис - Изнанка гордыни
— Что это? Что ты сделал, колдун? — спросил Уго, ненавидя себя за то, что не может гордо промолчать.
— Тоже никогда не был на Изнанке? Поразительно, вас хоть чему-нибудь учили в вашем Ордене кроме как шинковать людей на гуляш?
Уго почувствовал, как поверх невидимой веревки на руки ложится обычная.
— Так, сейчас добавлю последние штрихи в картину вашего бегства и вернусь, — с этими словами маг исчез.
Он отсутствовал недолго. Орландо и Альберто успели лишь пару раз обвинить друг друга в происходящем, а Уго мрачно пообещать разбить им головы, когда маг появился снова.
— Я пытался по-хорошему, — в обычно мурлыкающем голосе северянина прорезались стальные нотки. — Теперь будет по-плохому.
Он поднял указательный палец, словно призывая присутствующих к вниманию, и на кончике вспыхнул язычок малинового пламени.
— Сеньор Риччи, вам придется поделиться всем, что вы знаете.
Когда ладонь, больше похожая на кусок раскаленного, дышащего запредельным жаром металла, коснулась его щеки, Уго закричал. И он кричал еще долго, целую вечность. Кричал и чувствовал, как плоть обращается в уголь и прогорает до кости.
Не осталось ни мыслей, ни гордости. Только невероятная, всеобъемлющая боль.
Потом тоже была боль, но уже другая, не такая острая. И нутряной ужас при мысли, что это уродство, этот ожог, спаливший пол-лица, — навсегда.
И даже понимание, что это “навсегда” продлится совсем недолго, не утешало.
Еще были слезы. Беспомощная, бабская истерика, с подвыванием, всхлипыванием, тонким повизгиванием. Маг стоял рядом и чуть морщился, когда крики Уго становились слишком громкими.
Никто не пришел на шум. Здесь, в полной шевелящихся, выпуклых теней темноте, не было живых людей. Только беловолосый выродок — хозяин этого места. И он не был человеком.
Уго упал на каменный пол, мечтая умереть, и понимая, что это случится не раньше, чем того захочет его мучитель. Слезы продолжали течь и течь, сорванное горло хрипло скулило, и все это слышалось как будто со стороны. Так, словно Уго не имел к этому отношения.
Он едва почувствовал удар. Магу пришлось еще пару раз пнуть его, чтобы привлечь внимание
— Где находится штаб-квартира Ордена?
— Не знаю, — прохрипел Уго, проклиная свою гордость. Разве теперь палач поверит, что он, Уго, знает не больше, чем пара трусливых слюнтяев?
— В следующий раз будет глаз, — равнодушно сказал маг. — Так что лучше рассказывай.
Как издалека он услышал дрожащий голос Орландо:
— А я?! Что со мной? Вы меня отпустите?
— Я тебя убью.
— Что?!
— Гейс, который я дал князю Церы, не оставляет вариантов. Сказал бы “мне жаль”, но мне не жаль. Не люблю все, что связано с Хаосом. И презираю культистов.
— Ты обещал, что отпустишь нас, если мы все расскажем, — взвизгнул Альберто.
— Я солгал.
Франческа
Я заглядываю в комнату, озираюсь. Мне еще не приходилось бывать здесь раньше. Обстановка мало отличается от моих покоев. Комод у стены, рядом с ним большое зеркало. В центре кровать под балдахином — не убрана, одеяла и подушки навалены кучей. Стены в гобеленах. Ставни раскрыты, на полу косой прямоугольник солнечного света
На первый взгляд в комнате никого. На второй можно заметить, как вздрагивает свернутое валиком одеяло. А если прислушаться, то даже различить сдавленные всхлипы.
Открываю дверь чуть шире и бочком протискиваюсь внутрь.
Мужские покои. Мне не полагается находиться в этой части замка, но в последнее время все так встало с ног на голову, что трудно принимать правила всерьез.
— Привет, — говорю я. — Можно я посижу здесь с тобой?
Он в ответ замирает. Пытается сделать вид, что здесь никого нет. Он всегда так делал раньше. Я помню.
Прохожу через комнату, чтобы, поморщившись от боли, сесть на краешек кровати.
Я веду себя неприлично. “И плевать”, как любит говорить Элвин Эйстер.
Кладу руку на одеяло.
— Ну, что случилось?
Я знаю, что случилось. Очередная ссора с отцом. Одна из первых. И, уверена, одна из многих.
Он выныривает. Лицо заплакано, глаза красные, весь вспотевший и помятый. Теперь, когда ему сбрили бороду, Риккардо кажется совсем мальчишкой. Гораздо моложе своих лет.
Или гораздо старше. С какой стороны посмотреть.
— Ничего! — голос тоже мальчишеский, упрямый и слишком высокий.
— Мне уйти?
— Не надо! — вылезает из-под одеяла — так и прятался там в одежде. Лезет обниматься. Я прижимаю лохматую голову к груди, глажу по волосам. Бедный мальчик.
Забывшись, говорю это вслух. Он вырывается.
— Да! Мальчик! — губы дрожат, на лице вызов. Как у задиристого подростка.
— Ты не виноват.
Риккардо и правда не виноват. Он — десятилетний ребенок в теле взрослого мужчины. Брат говорит, что не помнит, что было с ним эти годы, но стоит начать расспрашивать, в его глазах поселяется ужас. Он замыкается и отвечает односложно только “да”, “нет” и “не знаю”.
— Ты поэтому плакал?
— Я не плакал, — бурчит он.
— Ну как хочешь.
Риккардо не выдерживает долгого молчания. Снова подвигается, кладет голову мне на колени. Перебираю его волосы.
— Я так не могу, — его голос прерывается от рыданий. — Все изменилось, Фран.
— Одиннадцать лет.
— Отец хочет, чтобы я был наследником. А я… я не понимаю ничего. И не умею.
— Все с чего-то начинали. Ты научишься, — пытаюсь я его утешить.
Всем нам нелегко далась эта замена. Отец сочинил дикую историю, но даже она не идет ни в какое сравнение со слухами, что ползут среди челяди.
По счастью Риккардо слишком похож на отца, чтобы можно было усомниться в родстве.
— Я ему не нужен. Нужен тот, другой, — мрачно говорит брат.
— Глупости. Джованни не вернется. И сколько можно сравнивать? Учись, взрослей. У тебя все получится.
Риккардо подвигается ближе, обнимает меня за талию.
— Я люблю тебя, Фран. Пожалуйста, не уходи. Посиди со мной еще чуть-чуть.
— Тебе надо идти к отцу, — грустно говорю я. — И если меня здесь найдут, опять выпорют.
Встаю. Риккардо выше меня на полторы головы, но с ним я ощущаю себя совсем взрослой и мудрой. Брат пробуждает во мне материнские чувства, хочется обнять его, защитить от жестокого мира.
Смешно. По-настоящему защитить кого-то можно, только научив сражаться, и мое женское оружие не поможет мужчине.
Но я могу поддержать брата, пока он учится.
— Я пойду. А ты вернись к отцу, пока он совсем не разозлился.
Он отводит взгляд и кивает. И я понимаю: так и будет сидеть, запершись в комнате.
